— Да.
— Я тебе не верю. Иди за мной.
Катя побрела к постели, бесшумно ступая по шелковистому ковру. Когда она медлила, он подталкивал ее ногой.
Он тоже был босиком.
Когда они достигли кровати, единственным звуком, который услышала Катя, стало прерывистое дыхание ее мучителя. Она старалась дышать так же, как он — быстро и часто.
— Стой смирно, — велел он, отпуская ее руки.
Ладонь коснулась ее шеи. Загрубевший указательный палец примял тонкие волоски. Катя содрогнулась и прерывисто вздохнула, когда он развязал бархатную ленту. Еще не высохшие волосы волной упали ей на плечи.
Вжавшись лицом в ее шею, он укусил ее с осторожностью, в которой было больше предостережения, чем ласки.
— Повернись, — приказал он.
Катя робко повернулась к нему, не поднимая головы. Она боялась взглянуть ему в лицо, боялась, что на этот раз увидит только убийцу, а не любовника из ее чудесных снов.
И ночных кошмаров.
Он был высок. Слишком высок. И чрезмерно силен. Она казалась себе ивой рядом с мощным дубом.
— Руки, — скомандовал он.
— Не надо! — прошептала Катя. — Пожалуйста!
— Руки!
Катя опустила голову, чтобы скрыть едва заметную торжествующую улыбку. Даже этот мужчина боялся ее.
Но в отличие от банкиров и гангстеров он овладевал ею.
Катя медленно протянула руки.
Нож исчез в ножнах. Быстрым движением он обвил черной бархатной лентой ее запястья. Прежде чем Катя успела вздохнуть, ее руки оказались крепко связаны.
Триумф и беспомощность окатили Катю, возбуждая ее, как ничто другое.
— Ложись на постель, — приказал он. — Ты знаешь как.
Катя медленно легла, стараясь не смотреть на приблизившееся к ней мужское лицо. Шелк холодил ее разгоряченное тело.
Скользнув по простыням, она опустилась спиной на подушку. Несмотря на то что ее руки были связаны, она положила ладони на светлые волосы холмика внизу живота.
— Ты этого хочешь? — спросила Катя.
В ее голосе прозвучала неуместная невинность.
— Нет, — резко возразил он. — Может, освежить твою память кровью?
Катя наблюдала, как его рука метнулась к ножу. Едва его пальцы сомкнулись на рукоятке, Катя подняла связанные руки и томно закинула их за голову.
Только тогда она подняла глаза и взглянула своему мучителю в лицо. Облегчение, ужас и чувственность охватили ее.
— Вот так, Илья? — спросила она шепотом.
— Раздвинь ноги пошире.
Когда Катя повиновалась, Касатонов сорвал свою замызганную грязью рубаху. Его грудь была бледной, гладкой и безволосой, как белый камень под луной. На руках и плечах перекатывались мускулы, кожу покрывали глубокие шрамы.
