— А Деникин? — воскликнул я. — Он же у Курска! На Москву идет.
— Он уже к Туле подошел, — уточнил Задоров.
— Ты не путаешь?
— Пожалуйте газетку, — Задоров протянул истертую по сгибам газету. Все та же «Кубанская земля». Сразу бросился в глаза крупный заголовок:
«Бои у стен Тулы. До Москвы, столицы Совдепии, осталось менее двухсот верст. Идут тяжелые бои… Они осложняются постоянным натиском красных со стороны Волги на слабо прикрытый правый фланг Добровольческой армии…»
А в уголке листа очень скупо и мелко о событиях в предгорьях, где «партизаны из остатков Таманской колонны совершили дерзкие налеты на Майкоп, Лабинскую и Армавир».
И далее, крупным шрифтом, шел рассказ о том, как доблестно сражались защитники Лабинской, как лихо шли на врага казаки. И лихо, и доблестно, а партизаны все-таки удерживали города в своих руках несколько дней и только потом отошли в горы.
— А листовка? Ты говорил о листовке?
— Мне ее в Даховской сунули. Не заметил — кто и как.
На четвертушке желтой бумаги под строкой «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Революционный комитет Черноморья» шел текст обращения к гражданам предгорных станиц, хуторов и поселков, чей высокий долг, — как говорилось в обращении, — «оказать Красной Армии Черноморья всемерную поддержку. Час нашей победы близок!».
Листовка была подписана командующим красным Черноморским флотом. Это под его началом находился батальон Кухаревича, действующий на морском побережье.
Действительно важные новости. Мы поговорили о них, но тут Алексей Власович вернул нас всех к зубрам:
— Так-таки не нашли больных?
— Ни единого!
— И пересчитали живых?
— А как же! Семьдесят три. Значит, так: девять погибло, но прибавилось пять сеголеток. Семьдесят три. Эт-точно.
Мы сели завтракать, но мне уже не сиделось. Потянуло в Псебай. Если красные партизаны достигли Лабинской, значит, они проходили через наш поселок. Дома у нас должны быть вести от Кухаревича. Но прежде нам предстояло проверить еще раз умпырских зверей и посчитать их, сколь это возможно, в условиях пышного лета, когда все скрылось в густой листве.
Пять дней мы ездили по мокрой траве альпики, по размягшему от воды березовому высокогорью. От бинокля уставали глаза. Одежда наша не просыхала, дожди шли и шли, усложняя и без того трудную задачу. Может быть, как раз эти дожди и помогли природе так скоро управиться с заразной болезнью? Отмытые молодые травы, отмытая земля, камни. Вся грязь ушла мутными потоками вниз. Вселенская природная стирка… В четырех умпырских стадах мы не обнаружили больных зубров! Подсчету в такое время я не особенно доверял, но цифры настраивали на благодушие: девяносто два зубра, из них семь молодых. Ящур унес из стада более двух десятков зверей.
