Телеусов в неделю раз посылал своего шустрого племянника в Хамышки. Через него мы получали то старую газету, то журнал, но чаще устные вести. Одна другой хуже.
Судя по этим вестям, Кубань нивы свои забросила, не сеяла, не убирала. В станицах не прекращались шумные сходки. В конце августа довелось получить зачитанную газету «Утро юга», изданную в Екатеринодаре. Слухи о взятии города Деникиным подтвердились. Главком Красной Армии Сорокин отступил. Другая армия — Таманская — где-то между Новороссийском и Темрюком. Судьба ее оставалась неясной. Майкоп и Армавирская переходили из рук в руки. В Лабинской установилась власть белых. В нашем Псебае никаких перемен. И никакой власти.
Сможем ли мы в такое время сохранить зубра? Какое дело людям до всех на свете зубров и оленей, когда льется человеческая кровь и решается будущее страны? С трудом удавалось убедить себя, что война — явление преходящее. Рано или поздно стрельба затихнет. Если сейчас не позаботиться о звере, он исчезнет навсегда.
На Кишу вдруг пожаловал незнакомый бородатый казак, — большой, задумчивого вида, сморенный дальней дорогой. Борис Артамонович встретил его далеко на тропе и обошелся с ним не слишком ласково. Даже когда казак сказал, что идет ко мне с поручением, Задоров не опустил винтовку, привел, как пленного.
Казак снял фуражку, поздоровался со мной. Сколько я ни вглядывался, знакомого в нем не признал. Но не успел и рта раскрыть, как в дверь заглянула Данута и, радостно ахнув, подбежала к гостю.
— Федор Иванович, какими судьбами?…
Он чинно поклонился, обнял ее и вдруг всхлипнул:
— Гора с горой не сходятся… Искал вас, Данута Францевна, и хозяина вашего. Папаша ихний пытали-пытали меня, пока убедились, что надоть нам увидеться. Ну, все ж таки дали адресок. Так я пешки сюда и заявился. С вестями, значит.
Данута обернулась ко мне:
— Ты не помнишь? Я у них квартировала в Лабинской, рассказывала тебе. Крячко Федор Иванович!
Тогда вспомнил и я: еще будучи моей невестой, Данута квартировала у них в Лабинской, где учительствовала в школе.
Федор Иванович говорил степенно. Фуражку держал по-уставному, на руке, сам только раз позволил себе спросить, кивнув на Мишаньку, который терся возле моих ног:
— Ваш? Вот время-то бегит! Лицом похожий… Такие, значит, дела, Андрей Михайлович. Власть у нас обратно казачья, а изверг вашенский, который Керимом Улагаем прозывается, под знаменами его превосходительства генерала Деникина воюет с красными возля Батайска. И ладно, что на Дону, а не здеся. Иначе бы достал он вас, уж так охотился!
