Молодые люди поехали в Раниле, но встретили там мало кого из знакомых Гарри. Они немножко прошлись по залам, увидели мистера Тома Клейпула с его друзьями; потом послушали музыку и выпили чаю в ложе. Для Гарри все это было уже не в диковинку, и он с удовольствием знакомил брата со всеми особенностями этого дворца развлечений, и на Джорджа он произвел даже более сильное впечатление, чем когда-то на самого Гарри. Джордж куда больше любил музыку, чем Гарри, и ему впервые привелось слушать такой большой оркестр и пьесы мистера Генделя в довольно хорошем исполнении, а Гарри дал приятный пример скромности и почитания старшего брата, проявив уважительное отношение к увлечению Джорджа музыкой, невзирая на то, что в те дни "пиликанье смычком" было объявлено в Англии низменным занятием, недостойным мужчины, и патриотическая печать ежедневно призывала сынов Альбиона презреть фривольные утехи разных там Скваллини, мосье и им подобных. Теперь уже ни один британец не станет похваляться своим невежеством. Теперь мы больше не страдаем глупым самомнением. Мы излечились от тупости. Высокомерие нам совершенно чуждо… Ну, словом, так или иначе, искусство получило у нас наконец права гражданства и стало почти полноправным членом общества. Если нынче миссис Трейл задумает выйти замуж за учителя музыки, я не думаю, что ее друзья будут падать в обморок при одном упоминании ее имени. А если к тому же у нее имеется недурное состояние и недурной повар, к ней даже будут приезжать пообедать, невзирая на совершенный ею мезальянс, и почтят господина Пиоцци своим любезным вниманием.
Следуя совету госпожи Бернштейн, Джордж возвратился из Раниле в дом ее милости, а Гарри отправился в клуб, куда обычно съезжались, чтобы поужинать, а затем засесть за карты. Никто, разумеется, и словом не обмолвился по поводу кратковременного исчезновения мистера Уорингтона, и мистер Рафф, его бывший домохозяин, прислуживал ему столь почтительно и любезно, словно между ними никогда не происходило никаких недоразумений. Мистер Уорингтон еще утром приказал перевезти свои сундуки и все свое имущество с Бонд-стрит на другую квартиру, куда он и водворился вместе с братом.
Однако после того как с ужином было покончено и господа, как обычно, собрались подняться наверх и сесть за макао, Гарри заявил, что он больше не намерен играть. Он уже крепко обжегся и не может позволить себе новых безрассудств.
— Почему же, — сказал мистер Моррис довольно дерзким тоном, — ведь в конечном счете, вы, должно быть, выиграли больше, чем проиграли, мистер Уорингтон.
