Больше всего меня беспокоило, как он воспримет аэропорт, переполненный в эти летние месяцы пассажирами, и многочасовое пребывание в самолете. Ведь с детства он привык к тишине уютной квартиры, зелени тенистого парка, и, в общем, то, к нешумному ритму приморского города.
Ночь перед отъездом из дома мы оба спали не спокойно.
Утром, в назначенный час за нами приехал мой приятель. Мы попрощались, с заметно волновавшийся нашей хозяйкой, и подхватив свой нехитрый скарб, отправились в путь.
Прибыли в аэропорт. Толпы людей, скопище и мельтешение машин, гул самолетов. Пёс ведёт себя спокойно. Правда, он весь сосредоточен и несколько обескуражен. Постоянно оглядывается на меня и трётся о мою ногу. Я его ласково успокаиваю, хотя внутри меня самого тоже всё напряжено.
Вскоре объявили посадку на наш рейс.
Перед входом в «накопитель» приветливая девушка-контролёр, улыбаясь, сказала: «Этого красавца необходимо взвесить и оформить на него багажную квитанцию». Не успела она рукой указать на весы, стоявшие рядом у входа, как этот умница, уже балансировал, стоя на платформе весов.
В «накопителе «порядком набилось народа. Пёс мой прижался к ноге и тихонечко заскулил. — Не грусти брат! Скоро мы с тобой полетим далеко-далеко, — как можно ласковее обратился я к нему и потрепал за шею. Он затих, только ещё плотнее прижался ко мне. Так мы с ним и стояли пока не объявили посадку в самолет.
Выйдя из автобуса, доставившего нас к самолёту, ризен растерялся от необозримой шири раскалённой солнцем бетонки и гула самолетов, совершающих взлёт, посадку и рулёжку недалеко от нас. Глаза его сделались огромными и необычно тёмными. От напряжения, каждый мускул тела, рельефно вырисовывался, а обрубочек хвоста, замер в вертикальном положении. Я дружески похлопал его. Постепенно он успокоился.
Пассажиров на наш рейс было много. Почти у каждого масса всякой ручной клади, поэтому посадка шла довольно медленно. Нам спешить было некуда. Вся наша поклажа — рюкзак у меня за спиной и намордник на ризене.
Чтобы не жариться на солнце и не волновать пса, я отвёл его в тень, под крыло самолёта.
Обследовав стойку шасси и колёса, с любопытством понаблюдав за работой механика, проверявшего самолёт, мой спутник, как-то глубоко и грустно вздохнул и улёгся на бетонку, свернувшись калачиком.
О чём он думал в эти минуты? — Бог весть, но мне почему-то, стало, его очень жаль…
Чтобы представить пса родственникам во всей ризенской красе, я заранее его тщательно от тримминговал, поэтому он, как говорят собачники, был «хорошо одет» и выглядел весьма привлекательно.
