Оторопевшая Мышка неуверенно качает головой.
— Как — стреляла? Из чего стреляла?
— Ну, предположим, у тебя был бы револьвер.
— Да я совсем не умею стрелять, — разводя руками, говорит Мышка.
— Ничего, сумела б… Револьвер не винтовка: нажал курок — и все! Ну так вот. Впереди тебя идет Матюшкин — выстрелишь ты в него или нет? — сдвинув брови, допытывается Динка.
— Впереди меня… Значит, в спину? — испуганно переспрашивает Мышка и вдруг решительно встряхивает головой. — Нет, в спину я стрелять не буду, мне это противно, я никого не могу убивать в спину!
— Скажите какие интеллигентные штучки! Таких негодяев можно убивать со всех сторон! Ну хорошо, пусть он идет тебе навстречу. Так будешь ты стрелять в его кулацкую морду или нет? Я принципиально тебя спрашиваю!
— Да почему же это я буду ходить с револьвером и перестреливать всех кулаков? — возмущается Мышка.
— Не всех, а одного!
— Так это еще хуже. Всех так всех!
— Да ты раньше хоть одного убей!
— Не понимаю, раньше или позже… И вообще, как же это я посмею без всякого совета со старшими товарищами устраивать какие-то террористические акты? Такие вещи возможны только в случайной перестрелке или по заданию…
— Ладно, — махнув рукой, перебивает ее Динка, — задания у меня нет, так я этому Матюшкину устрою такую случайную перестрелку, что он у меня вместо одной получит десяток пуль!
— Нет, ты просто сумасшедшая или дуреха! Как была дуреха, так и осталась. А я взрослый человек, и нечего из меня дурака делать! — окончательно выходит из себя Мышка.
Сестры долго молчат.
— Тебе хорошо, — вдруг говорит Динка. — Ты уже закалила свое сердце от подлости. Я ведь недаром сказала, что у тебя стали другие глаза… Ты научилась смотреть поверх человека, и взгляд у тебя иногда такой холодный, твердый. В таких глазах и слез нет, А ведь я знаю, у тебя столько доброты и жалости к людям: когда ты приезжаешь из госпиталя, на тебе лица нет. Но может быть, ты закалилась и от жалости? — тревожно спрашивает Динка.
Но Мышка качает головой.
— Нет, Динка… Ты сама знаешь, что это невозможно. И все-таки я закалилась. И знаешь отчего? От какой-то ежедневной борьбы с подлостью. Мышка ловит вопросительный взгляд сестры и, смущаясь, поясняет: — Борьба — это громкое слово… Какой я борец, Динка! Я просто не могу выдержать, так же как ты. Только я не бегаю с револьвером, иначе мне пришлось бы каждый день стрелять какую-нибудь гадину. Вот вчера, например… Привезли очень тяжело раненных солдат, предстоят ампутации… У одного совершенно раздроблена нога. У другого оторвана по локоть рука… разбита снарядом грудь. Такие муки, такие стоны. Ну, ты же была в госпитале, видела, каких привозят…
