— Федорка, как ты выросла! И какая красивая стала! — замечает вдруг Динка и, остановившись среди дороги, с восхищением смотрит на подругу. — Да когда же ты так выросла, Федорка? — с удивлением говорит Динка; она чувствует гордость за подругу, и почему-то жалко ей ту маленькую дивчинку в белом платочке, что пряталась в трех березах. Жалко и себя, безудержно веселую, озорную девчонку. — Когда же, когда же мы так выросли, Федорка? — недоуменно и грустно повторяет она, мысленно пробегая глазами лето, зиму, еще одно лето и еще зиму. Сколько их было, этих лет? И сколько горя, сколько слез унесли они с собой… Федорка, Федорка… — испуганно шепчет Динка, — как же, когда же это все случилось?
— Та годи тебе! — хохочет Федорка. — Дывыться на мене, як на старуху! Конечно, что мы уже не диты! А чего ж тоби треба? Молоди девчата… Ось, слухай, песня такая есть:
Росла, росла дивчинонька,
Тай на поле стала…
Ждала, ждала миленького,
Тай плакаты стала…
Ой, горенько мени з тобою,
— заливается дробным смехом Федорка.
— Ха-ха-ха! — залилась и Динка, потом вдруг оглянулась на лес и с горечью сказала: — Лес рубят… Уже столько деревьев загубили! Кто же это, Федорка?
— А я знаю? Кому надо, тот и рубит! Нашла о чем плакать… Тут люди пропадают, а она об деревьях беспокоится… Война… — сурово говорит Федорка.
Но Динка быстро перебивает ее:
— Война скоро кончится!
— Как это кончится? В августе два года будет… Может, что-нибудь слышно в городе? — с надеждой спрашивает Федорка. — Только у нас таких слухов нет. Гонют людей, как скотину. Тут один с госпиталя выписался, так он бог знает чего рассказывает… — Федорка боязливо оглядывается, но в лесу тихо, только где-то в кустах стрекочут птицы. Федорка тянет подругу в сторону от дороги и, зайдя в самую гущу, усаживается на траву. — Садись. Много чего переговорить надо…
Динка покорно опускается рядом и выжидающе смотрит в лицо подруге.
— Ой, изболело сердце мое. Что на свете делается… Тот солдат говорит, что немцы прут со всех сторон, а у наших хлопцев всего недостача. Нечем от ворога обороняться, гонют их с голыми руками. Да еще якой-то главный генерал на ту сторону предался. Что ж это будет, Диночка, подружка моя?.. — Федорка вдруг всхлипнула и, прижавшись к Динкиному уху, зашептала: — Погубит той солдат Дмитро… Зовсим он ему голову заморочил…
— А при чем тут Дмитро? — удивилась Динка.
— А вот слухай… Ты ж ничего не знаешь. — Федорка вытерла кончиком платка светлые, как росинки, слезы и припала к плечу подруги. — Зимой, как померла у Дмитра маты, так остался он один, как той дубок в поле. Ну, а мы с ним с детства дружили. Как двойняшки, бывало, всё вместе… — Ну дак жалела я его… То рубаху ему постираю, то сала у матери стащу… И он тоже слухал меня. Бывало, как ни заспорим, все мой верх…
