Она присела рядом с ним на кровать и снова стала гладить ему голову. И вдруг, ужасаясь самой себе, подумала: он это так любил при жизни!
— Софичка, — сказал он очень тихо, но очень вразумительно, — сейчас сюда нагрянут люди, и я боюсь, что мы не успеем поговорить… Если со мной что случится…
— Роуф, что ты говоришь! — вскричала Софичка.
— Если со мной что случится, — упрямо повторил Роуф, — ты все равно люби меня…
— Что ты говоришь, Роуф! — закричала Софичка. — С тобой ничего не случится!
— Все равно люби меня, — жестко повторил Роуф, — даже если выйдешь замуж, все равно люби меня…
— Роуф, — сказала Софичка, изо всех сил глотая подступающие рыдания, — я никогда, никогда не выйду замуж… Но ты не умрешь, не может быть, чтобы ты умер из-за такой ранки…
— Не знаю, — сказал Роуф, как бы успокоенный ее словами, — но я хочу, чтобы ты меня всегда любила… Дай напиться…
Софичка поднесла к его губам прохладительный напиток, и он жадно выпил два стакана. Потом он закрыл глаза и как будто забылся. Она гладила и гладила ему голову. Но повязка опять насквозь промокла кровью, и она опять ее сменила. Он продолжал находиться в забытьи и вдруг ясно сказал:
— Пора пахать…
Он это сказал, не открывая глаз, и Софичка не могла понять, к чему он это сказал. Пахать и в самом деле было пора, но он это так сказал, как будто оттуда ему виднее и он это говорит остающимся здесь.
— Меня все ваши полюбили, — вдруг сказал он, открывая глаза, -только он один меня чего-то невзлюбил… Я был сильней… Может, поэтому…
— Я ему этого никогда в жизни не прощу, — сказала Софичка, — он мне не брат.
Роуф лежал с закрытыми глазами, изредка тихо постанывая.
— Не прощай, — вдруг сказал он внятно, открыв глаза, — но мстить не надо… Скажи брату: «Мстить не надо… Кровь — нехорошо…» Из меня вышло столько крови… Кровь — нехорошо…
— С тобой ничего не будет! — закричала Софичка. — Тебя вылечит доктор…
— Да, — согласился Роуф, — но ты меня всегда люби… Собаку не забывай кормить.
Прикрыв ладонью рот, Софичка беззвучно рыдала у его постели, когда в дом вбежали тетя Маша, тетя Нуца и дядя Кязым. Роуф уже не приходил в себя. Иногда он в бреду говорил какие-то слова, но разобрать их было невозможно. Дядя Кязым поехал за доктором в Анастасовку.
Роуф еще дышал редкими, глубокими вздохами, когда во дворе раздался вой собаки. Все поняли, что это конец. Собаку прогнали со двора, она убежала вниз к роднику, и оттуда время от времени раздавался ее пронзительный вой. Роуф умер за час до приезда дяди Кязыма и доктора. Доктор сказал, что все равно уже ничего нельзя было сделать — он потерял слишком много крови.
