Теперь оставалось только придумать, как перелезть. Он – не белка. В малюсенькие гладкие ячейки не пролез бы даже носок ботинка. Роб решил идти дальше. Белесое небо чуть золотили первые робкие лучи, но солнце еще не показывалось. Было зябко. Кое-где похрустывала под ногами схваченная инеем трава.
Все решил оползень. Между двумя бугорками дождь вымыл верхний слой рыхлой почвы. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы Роб увидел между сеткой и землей брешь. Не больше дюйма, но это была зацепка. Роб встал на колени и, скорчившись, начал разрывать крошечную ямку. От холода горели пальцы, но он не сдавался и упорно продолжал рыть, дюйм за дюймом. Наконец, он решил попробовать, но понял, что поторопился. Пришлось начать снова. Вторая попытка оказалась удачней – он прополз под колючим основанием сетки, чуть не застрял на полдороге, но выбрался из тесного подкопа благополучно. Пошатываясь от напряжения, Роб встал. Он был в Графстве.
К северу горизонт заслонял невысокий холм. Не сомневаясь, что оттуда откроется хороший обзор, Роб начал подъем. Когда он добрался до вершины, солнце уже взошло. Высоко в небе щебетала какая-то птаха, но Роб не увидел ничего, кроме безукоризненно-чистого голубого свода.
Он огляделся. Вдалеке в обе стороны тянулись холмы, над одним на востоке висело яркое, словно умытое, солнце. От ослепительного света у Роба закружилась голова. Пологий склон холма мягко вливался в поля, разделенные живыми изгородями. Слева светлела узкая змейка дороги, а справа… Роб в панике бросился на землю. Прямо на него смотрел человек.
Он не сомневался, что замечен: человек был всего в тридцати ярдах. Но тот не шелохнулся. Роб вгляделся – лицо незнакомца вовсе не было лицом, а из рваных штанин старомодных черных брюк торчали палки. Пугало. Он как-то читал о них в одной старой книге.
Пугало стояло в центре вспаханного поля. Роб подошел ближе. Голова-репа с небрежно вырезанными глазами и ртом, ношеный-переношенный черный костюм, набитый соломой. Брюки безнадежно дырявые, но пиджак, хотя и с прорехой подмышкой, вполне сносный. Роб расстегнул пуговицы и стянул пиджак с пугала. Соломенное туловище рассыпалось по земле. Роб стряхнул с обновы пыль и насекомых и надел. Стало холодно и сыро, но он не унывал – солнце грело все сильнее. Зато ночи теперь можно не бояться. Роб закатал рукава, пиджак был ему слишком велик – висел мешком, оттопыриваясь на груди. Раздетое пугало печально глядело на мальчика черными прорезями глаз.
