– Ты и вправду так хороша, Кэйко, как о тебе говорят. Я убедился в этом. В нынешнем году истекает срок подписанного тобою контракта, но ты должна понимать, что едва ли сможешь освободиться. Ты уже думала о своем будущем?
– Не думала, господин, – просто сказала она.
– Напрасно. Ведь тебе часто предлагали выкупить твой контракт?
Она помолчала, прикидывая, как лучше ответить, потом решила сказать правду:
– Очень часто, господин.
– Не сомневаюсь. И ты никогда не соглашалась?
Она опустила ресницы:
– Нет.
– Почему?
Он услышал легчайший вздох. Но ее лицо оставалось неподвижным, и голос звучал равнодушно:
– Мне не хотелось.
– Запрещала госпожа Суми?
– Нет.
– Значит, ты предпочитаешь именно такую жизнь: пять-шесть самураев в день…
Она не смутилась и небрежно произнесла:
– Обычно бывает не больше двух.
– Ах да! Ты же для особых гостей!
Она усмехнулась и ничего не сказала.
– И все же, – настаивал он, – почему?
Он спрашивал, как хозяин, да он и был хозяином этого заведения, и ее хозяином тоже. В последнее время он все чаще появлялся здесь.
– Я не думаю о них, не помню их лиц и их слов, не вижу их глаз, и мне неведомы их чувства. Если же это будет только один, мне придется впустить его в свою жизнь, и он станет ее частью. А я не хочу.
– Даже если это буду я?
Она смотрела, чуть приоткрыв губы, свет лампы дрожал в ее зрачках, а по высокому лбу и нежным щекам скользили мягкие матовые тени.
Мужчина взял чашку с саке и быстро выпил. Потом резко произнес:
– Сколько тебе лет? Молодость не вечна. Теперь ты можешь поучить своему искусству других девушек. Хочешь занять место госпожи Суми?
– Вы недовольны ею? – невозмутимо промолвила она.
Он усмехнулся уголками губ:
– Она мудра, но в ней уже нет живости, блеска, тогда как ты…
Он встал и властно протянул к ней руку, зная, что она не может отказать.
– Идем. Ты показала мне далеко не все из того, что способна сделать для знатного гостя, выбравшего тебя из многих других. Завтра можешь никого не принимать – я скажу Суми. Лучше еще раз подумай над моим предложением…
Утром, когда Кэйко расчесывала волосы, сидя в своей комнатке, к ней пришла госпожа Суми. Она смотрела на молодую женщину, следя за размеренными движениями ее рук и игрою света на спокойном лице. Кэйко не успела одеться, лишь небрежно завернулась в кусок ткани, и ее гладкие матовые плечи отливали янтарем, блистая меж струй шелковистых черных волос. Она покосилась на госпожу Суми, глаза которой покраснели от недавних слез, но ничего не сказала. А та неслышно опустилась рядом и выдохнула:
