После каждого представления устраивался прием. Их принимали Саша Гитри,[21] Морис Шевалье[22] и президент Французской республики; шеф-повар ресторана «Максим» даже назвал блюдо в честь Фелисии. Они с Робби проводили много времени в своем номере в отеле «Ритц», занимаясь любовью; они посетили Пикассо[23] в его студии, завтракали с Кокто[24] у него в саду…
Стоя перед зеркалом в костюме, который она примеряла у Шанель, пока Робби сидел в золоченом кресле и курил, дожидаясь ее, Фелисия чуть не плакала. Ненавистные боши сейчас в Париже; какой-нибудь толстошеий немецкий генерал в монокле, возможно, спит в том самом номере, где они с Робби любили друг друга; бомбы падают на ее любимую Англию, а она не может вспомнить, когда они с Робби в последний раз проводили время после полудня вместе, в объятиях друг друга…
Фелисия сдержала слезы – нельзя портить макияж – и приколола к вороту костюма бриллиантовую брошь – подарок Робби в день, когда они вместе играли «Влюбленных». Она надела на голову большую нарядную шляпу с розовым шифоновым шарфом вокруг тульи, широкие поля которой затеняли ее лицо. Потом она достала шкатулку и вынула серьги с бриллиантами и жемчугом – свои «счастливые» серьги – подаренные дядей Гарри в память о ее первой большой роли у Гая Дарлинга в пьесе «Безумие Мейфер». Она вставила их в уши, последний раз окинула взглядом свое отражение в зеркале и пошла к двери.
Там внизу ее ждал Робби – ждал уже целый час, она намеренно заставила его помучиться. О как она любила его! Это чувство доводило ее до безумия!
Занавес поднимается, сказала она себе. Ей пора на сцену.
Роберт Вейн был помешан на пунктуальности. Никто не знал этого лучше Фелисии, поэтому когда она сразу не вышла к нему, он сделал вывод, что либо она наказывает его, либо по-прежнему находится во власти безумия. Более вероятно, решил он, что она все же решила наказать его, поскольку ему пришлось ждать ее не в одиночестве, а вместе с доктором Фогелем, который старался осторожно высказать свое возражение против их встречи наедине.
– Видите ли, конфликт еще не разрешен, – объяснил Фогель, задумчиво потирая нос. – Существует вероятность рецидива.
Вейн не решился спорить с медицинским авторитетом, к тому же втайне он был рад, что ему не придется оставаться с Фелисией наедине. Он ходил взад-вперед по комнате, по-прежнему сжимая в руке букет цветов; ему была ненавистна каждая минута ожидания, как будто он напрасно тратил свое драгоценное время, хотя, по правде говоря, ему все равно нечем было заняться.
