26. Еще полмиллиона она могла наскрести, но всей суммы у нее не было. Тогда она ему сказала следующую историческую фразу:
"Я вам даю, герцог, полмиллиона и вдобавок еще пятьдесят тысяч русского войска, чтобы вы могли продолжать войну с Испанией".
У герцога задрожали коленки от волнения, и он уже хотел соглашаться, но тут вмешалась Австрия и дала герцогу два миллиона в долг, только чтобы он не путался с русскими.
И герцог сказал нашей даме: "Алмаз я больше не продаю. Он у меня остается в короне. С тем и съешьте".
Так она алмаза и не купила. Наверно, ревела. Корова.
Но тут, конечно, неудача не в том, что у ней покупка не состоялась. А в том, что пятьдесят тысяч русских мужиков могли бы пойти драться с Испанией. Пятьдесят тысяч здоровых русских парней могли бы лечь на полях за один дамский каприз рябой бабы.
Какая неудача, что этим делом так легко можно было распоряжаться. Впрочем, такие неудачи все время случались в нашей славной истории.
Нет, какая скотина. "Пятьдесят тысяч мужиков, — говорит, — господин герцог, я вам даю". Надо, братцы, хорошенько понять эту фразу. И потом уже говорить о политике.
27. Из больших неудач можно также сосчитать в свое время неудачное отношение к поэзии.
При той же Анне Ивановне жил в России такой небезызвестный поэт Тредьяковский.
Как поэт он ничего особенного из себя не представлял. Но все-таки стишки там кое-как кропал.
Что-то такое:
Стрекочущу кузнецу, в зеленом блате сущу,
Ядовиту червецу, по злаку ползущу.
Как-то у него так оригинально выходило. И для своего времени он считался ничего себе. Одним из крупнейших поэтов. Вроде, что ли, Уткина.
Но человек он тем не менее был не особенно приятный. Вернее, он был большой интриган и льстец. На что его толкала, наверно, мрачная эпоха. А человек он был довольно ученый. И не без образования. В общем, симпатии наши на его стороне.
Но это между прочим. В общем, живет себе поэт. Пишет стихи. Вдруг его вызывают к министру.
28. Министр Волынский ему говорит:
— Вот что, друг, тут у нас по распоряжению императрицы будет происходить шутовская свадьба. Мы женим нашего придворного шута Голицына с одной карлицей. Так вот, нам надо, чтоб ты написал стишки по поводу этого забавного бракосочетания. И поскольку ты поэт, то мы ожидаем от тебя расцвета творчества на этот счет.
Тредьяковский, конечно, стал отнекиваться, но министр ему сказал:
— Тогда я попросту велю тебе написать и кончен бал. Не надо с министром спорить.
