Хотя у зверя было восемь ног, верный друг Анъяр догнал его на своих, на четырёх. Зверь хотел поднять собаку на рога, махал хвостом, повернулся несколько раз вокруг себя. Ничего ему не помогло. Анъяр всё равно победил его.
Марат дотронулся до шкуры неведомого зверя, она была мягкая, как пена, и вроде бы мокрая. Отчего бы это? «Говорят, львы не потеют, а какой же породы этот зверь?» — подумал Марат, трогая шкуру зверя. Она была не только мокрая, а ещё и скользкая, как мыло.
Марат проснулся — это собака лизала его руку.
— Что случилось, Анъяр? Зачем ты меня разбудил? — спросил мальчик.
— С Анъяром ничего не случилось, а с тобой что? — спрашивал отец, войдя в детскую с зажжённым электрическим фонариком. — Ты так кричал во сне, даже меня разбудил. Собака на твой крик прибежала. Захворал? Болит что-нибудь?
— Ничего не болит. Это, значит, во сне было. — Марату стало неловко. — Мы на охоту ходили.
Отец положил ладонь на лоб Марата.
Температуры как будто бы нет.
— Голова не болит? — Отец, видно, опасался за Марата.
— Честное слово, ничего не болит. Который час?
Отец накрыл Марата одеялом, погладил по спине.
— Спи, если завтра хочешь ехать в деревню, иначе в дороге плохо будет.
— Я дороги не боюсь.
— Спи, сынок! Надо хорошенько выспаться. Кто недосыпает, плохо охотится. Дедушка таких на охоту не берёт.
Марат стал уверять отца, что может не спать несколько суток подряд и всё равно будет бодрым.
— Я не соня.
— Кто мало спит, тот плохо растёт, — сказал отец. — Утром я тебя сам разбужу.
— Во сколько?
— В шесть часов.
— А если не проснёшься?
— Будильник разбудит.
— Принеси его сюда, пожалуйста. Я его услышу, даже если буду спать как убитый.
Папа начал сердиться:
— Перестань болтать! Если сейчас же не успокоишься, не повезу тебя к дедушке.
— А мы с Анъяром пешком уйдём! — выпалил Марат.
Отец на это ничего не ответил. Повернулся и совсем сердитыми, твёрдыми шагами пошёл к себе в спальню и прикрыл за собой дверь.
— Нет, не умею я правильно воспитывать. Нет у меня педагогического дара, — сказал он будто бы себе. Понятно было, что он очень из-за этого мучается.
— Страшно упрямый, — обиженно прошептала тётя Шура. — Непослушный. И мои слова ни во что не ставит. Уж такая, видно, доля неродной матери.
Марату сделалось грустно.
Анъяр остался в комнате Марата, свернулся на полу неподалёку от его кровати, довольный, что никто его не гонит.
А Марат сам не понимал, почему расстраивает папу. Он же не хотел. Вот как нескладно получается. «Утром попрошу прощения, — решил он, успокаивая себя. — Подумаешь — педагогический дар. Нет, и не нужно, я сам могу слушаться. Безо всякого дара, — говорил он себе. — Всё равно папа хороший». И Марат не заметил, как уснул.
