О, altitudo![10] Мы договорились встретиться возле памятника сэру Томасу Брауну[11]; я боялся опоздать и потому пришел раньше; экипаж с двумя лошадьми уже был на месте, кучер в знак приветствия махнул мне кнутом. Мне стало неловко залезать в экипаж и сидеть там одному, словно он мой, и я поболтался вокруг памятника с легким любопытством: а кто он такой, этот сэр Томас Браун? Наконец на другом конце площади я увидел ее. Видимо, она с кем-то прощалась, во всяком случае, мелькнула приподнятая шляпа. Мариан медленно шла мне навстречу, минуя редких в этот час прохожих, однако долго меня не замечала. Но вот заметила, взмахнула зонтиком с пышной оборочкой и ускорила шаг.
Мое духовное перерождение произошло в Норидже: именно там я, подобно освободившейся от кокона бабочке, впервые почувствовал крылья за спиной. Я вознесся к зениту, и этот факт был публично признан за чаем. Меня встретили приветственными возгласами, словно только и ждали моего появления. Вместо газовых горелок вокруг меня взметнулись сеющие влагу фонтаны. Пришлось встать на стул и крутиться, словно планета, все обозревали мой новый гардероб и отпускали восторженные или шутливые замечания.
— А галстук ты купила у Челлоу? — вопросил Дэнис. — Если нет, платить не буду!
У него, у него, успокоила брата Мариан. Кстати, потом я заметил, что на галстуке стояло другое имя: ведь мы обошли так много магазинов!
— Смотрите, он стал совсем хладнокровным! — сострил кто-то.
— Да, — подхватил другой, — хладнокровный и свеженький, как огурчик, и весь в огуречных тонах!
Они принялись обсуждать, какой оттенок у моего зеленого костюма.
— Лесно-зеленый! — воскликнул кто-то. — А может, это явился Робин Гуд?
Эта реплика привела меня в восторг — я сразу представил, как мчусь через лесную чащу с девицей Марианной[12].
— Ну, а чувствуешь ты себя по-новому? — спросил меня кто-то с притворным негодованием, словно я это отрицал.
— Да, — вскричал я, — я чувствую себя другим человеком!
Это не вполне соответствовало истине. Все засмеялись. Постепенно я перестал быть центром внимания — с детьми всегда так — и неловко слез с пьедестала, понимая, что мой час миновал; но какой час!
— Иди сюда, милый, — позвала меня миссис Модели, — дай посмотреть на тебя вблизи.
Чуть нервничая, я подошел к ней — исходивший из ее глаз луч, этот черный прожектор, всегда светивший с одинаковой силой и яркостью, притягивал меня, словно мотылька. Она прикоснулась к мягкой, тонкой ткани, потеребила ее.
