Марта прижала руку к его губам.
— Папа, не начинай снова! Я не вынесу.
— Что ты, деточка. Мы спокойно беседуем, и только.
Он лениво слушал, прислонясь головой к Митиному плечу.
— А теперь что вы скажете обо всем этом, лейтенант?
Митя медленно повернулся и внимательно посмотрел на них. Глаза его были сумрачными и серьезными, лицо — каменным. Но он не стал выносить приговора, и только пожал плечами и сказал чуть насмешливо:
— Напрасно вы бросили свою скрипку. А то мы могли бы снова что-нибудь спеть.
В его глазах плясали отблески огня.
— Вы полагаете, мы могли бы снова спеть? — Андраши подпер подбородок рукой и внезапно рассмеялся. — Да, пожалуй, что и могли бы.
И он продолжал — человек, который любит говорить, любит слушать себя и даже любит слушать, как говорят другие:
— Разумеется, этот вид оптимизма, свойственный вам, мне он чужд. Но кажется, я начинаю его понимать. Вы считаете… — он схватил Тома за локоть и тут же разжал пальцы, — да, вы считаете, что все это — ради строительства нового мира, лучшего мира. И вы идете этим путем?
Том выслушал и ответил:
— Да, мы идем этим путем.
Однако Андраши уже повернулся к Мите:
— Но я задаю вопрос: а будем ли мы помнить все это… потом?
Митя встал, нагнулся над костром и потыкал ножом в жаркое на вертеле. Он сказал через плечо:
— Потом надо будет помнить об очень многом. И очень многое забыть. — Он выпрямился, посмотрел на них и широко улыбнулся. — А пока мы тут вместе. И пока мы забудем.
— Вы так считаете? — посмеивался Андраши. — Даже я, даже люди вроде меня?
Митя присоединился к его смеху.
— В философии это называется диалектикой — одни должны забыть, а другие должны помнить.
— Я буду помнить, — сказала Марта.
— Может, и будете.
В тихом ночном воздухе между ними поднимался и дрожал душистый жар костра. Том полулежал, прислонясь к Митиному плечу, ощущая силу и крепость Митиного тела.
На следующий день они продолжали идти через лес и к полудню добрались до южной его опушки. Впереди уже совсем близко поднимались голубые и коричневые горы. И тут они вышли к передовому посту горных дивизий. Они объяснили командиру, кто они такие, и он отправил их с провожатым на следующий пост, где они терпеливо и упрямо повторили свои объяснения, а потом пошли дальше с новым провожатым, и так продолжалось, пока их не доставили в штаб ближайшей из дивизий.
Там они наконец обрели майора Шарпа-Карсуэлла — человека не толстого и не тонкого, белобрысого, в сшитом на заказ мундире. Он бросился к ним чуть ли не бегом и даже слегка запыхался, но произнес все необходимые и приличествующие случаю слова, Он выслушал их рассказ, но больше половины пропустил мимо ушей, потому что был уже поглощен соображениями о том, как лучше и быстрее отправить их дальше. Через день-другой за ними из Италии прилетит специальный самолет. Посадочная площадка давно готова. Сигналы согласованы. Неясно было только, прибудут ли они сюда, но теперь и эти сомнения разрешились. Андраши с дочерью летят в Италию. Сержант Блейден направляется в Белград, уже освобожденный русскими, где явится к генералу, возглавляющему английскую миссию, который сейчас находится там. Митя? А, да-да. Разумеется, русский офицер может, если хочет, отправиться с сержантом Блейденом.
