Главное в этих работах Ленина — лихорадочная, он понимал, что не успевает, попытка призвать партию к созданию орудия защиты социализма, нового общественного строя, в начальной стадии более благоприятного для развития бюрократии, нежели предыдущие, от извращающей саму суть социализма стагнации, застоя.
Но эти страстные призывы Ленина так призывами и остались.
Для Сталина и тех, кто пошел за ним, почему пошел — вопрос особый, проще было не создавать такой механизм-катализатор вовсе. Да и Сталину, стремившемуся к личной власти, только помешал бы подобный защитный барьер, оберегающий подлинный социализм. Ведь этот предохранительный механизм предполагал создание звеньев, основанных на коллективном соуправлении.
Сталин предпочел взять то, что уже существовало, создать из имеющегося материала еще более жесткий каркас с минимумом звеньев и заключить в него все общество до единого человека, от мала до велика. Затем «запустить» этот понятный ему механизм и заставить его функционировать за счет постоянной, подчас лихорадочной замены «винтиков», в которые были превращены советские Homo Sapiens.
Так возникла тоталитарная, антигуманистическая система, где шестеренками были целые поколения прикованных к месту работы или службы людей. Разоренные же коллективизацией крестьяне и вовсе превратились в рабов, ибо их экономическое положение было на ступень ниже, нежели во времена крепостного строя, когда крестьянин имел земельный надел и в его границах оставался хозяином положения.
Одновременно любой гражданин Страны Советов мог, подвергнувшись доносу и последующим репрессивным мерам, быть переведен с одной работы на другую при одновременном изменении места обитания.
В этом смысле можно полагать, что именно Сталин создал подобный государственный аппарат, сделав идеологическим стимулятором для этой крайне негибкой — каркас! — системы пресловутую идею обострения классовой борьбы…»
— Постойте, — остановил писателя вождь, — кажется, начинается некая история. И мы в ней вовсе не статисты, а вроде как в заглавных ролях.
Станислав Гагарин поднял глаза и увидел, как по проходу от буфета к ним бежит высокая и длинноногая, на Последнее обстоятельство он обратил внимание еще при посадке, стюардесса. Кажется, ее звали Ларисой.
Лицо Ларисы было искажено страхом, смешанным с некоторым изумлением.
Станислав Семенович хотел приподняться, чтобы шагнуть Ларисе навстречу, но почувствовал на левом плече тяжелую руку, она без видимого усилия вернула писателя в кресло.
