— Мне известно, что вы убежденный трезвенник, понимаешь, — сказал вдруг Сталин, и писатель не удивился, привык, что порою вождь читает его мысли. Вернее, он знает его мысли всегда, только не всякий раз обнаруживает это. — И это хорошо…
Вождь вздохнул.
— Убежденных людей так мало осталось в России. Да и в остальном мире. Потому ломехузы и перешли в наступление именно сейчас, именно в эти дни. Я уважаю убежденных людей, верят ли они в коммунизм, в Господа, понимаешь, Бога или во всеобщую трезвость. Теперь, существуя в Ином Мире, вовсе не зачеркиваю убеждения других людей, даже если они расходятся с моими убеждениями. Так было не всегда, вы знаете… Пока буду находиться рядом с вами, обязуюсь непременно исполнять сухой, понимаешь, закон, как это всегда делал еще в той жизни мой друг Адольф Гитлер.
— Друг? — озадаченно воззрился на вождя писатель. — Впрочем… Еще работая над романом «Мясной Бор», где широко показаны и вы, и Гитлер, я был несколько даже потрясен тем, как много у вас сходства.
— Не то слово, молодой человек, — усмехнулся Сталин. — Мы крепко с ним подружились, и даже поручения Зодчие Мира дают нам сходного характера. Адольф порою недоволен: мало времени остается на живопись. Он ведь всерьез занялся искусством.
Хотел Станислав Гагарин спросить, не пишет ли Иосиф Виссарионович стихов, может быть, и ему лучше было бы стать в земной жизни поэтом, как Гитлеру — художником. Но увидев насмешливые тигриные глаза вождя, понял, что нет, не пишет товарищ Сталин стихов, хотя и существует в мире где выполнимо все то, чего лишен ты был в земной юдоли.
…Самолет, покинув аэропорт Внуково, взял курс на юг и стремительно съедал пространство, разделявшее столицы России и Грузии.
Станислав Гагарин искоса глянул на дремавшего в кресле вождя, тот подвинул шляпу так, что лица его не было видно вовсе. Затем сунул в сетку стоящего перед ним кресла верстку второго выпуска «Ратных приключений», которая открывалась его собственной статьей «Какая демократия нам необходима».
Писатель подумал, что вот бы показать этот материал вождю. Ведь в «Дневнике Отечества» Станислав Гагарин пытался объяснить, почему Иосиф Виссарионович выбрал то, что он таки выбрал, каким путем пришел к собственной демократии, в чем истоки сталинизма.
«Пусть подремлет, — решил писатель, — потом покажу».
Ему захотелось полистать те ранние диалоги Платона, о которых был уже разговор с вождем, и вдруг сообразил, что книгу эту он тоже найдет в кейсе. Так оно и было на самом деле.
