Пока все эти мысли проносились у нее в голове, а кабриолет лорда Питера подъезжал к крыльцу особняка, Джулия сочла за лучшее снова сосредоточить все помыслы на своем главном плане, намеченном еще несколько недель назад.
Отвернувшись от окна, она окинула взглядом Зеленый салон – бывшую любимую комнату леди Делабоул. Все кругом, включая стены, было обтянуто зеленым камчатным шелком – к слову сказать, весьма дорогостоящим; на фоне темной зелени лишь кое-где мерцала позолота. Багеты красного дерева разделяли стены на прямоугольники, в каждом из которых помещалась картина: портрет какого-нибудь знаменитого скакуна, или сцена выездки лошадей, или сцена охоты. Все это выглядело весьма внушительно и как бы по-мужски. Джулия догадывалась, что картины на стенах салона не оставят ее гостя равнодушным. Лошади, скачки, аукцион Таттерсолз, новейшие усовершенствования экипажей, всевозможные рессоры, седла, сбруи – лорд Питер просто дышал всем этим. Креслам и диванам в комнате было, вероятно, лет по двести: все они имели квадратную форму, еще без плавных сглаженных линий, вошедших в моду во времена королевы Анны, а их ножки и подлокотники были украшены замысловатой резьбой. Таким образом, и мебель, обтянутая темно-зеленым шелком, создавала впечатление, с одной стороны, уюта, с другой – мужской основательности.
Из четырех окон в комнату лился ровный прохладный свет, в два последних светило солнце, и его лучи оживляли зеленый шелк и благородную древесину.
Особенно тщательно Джулия выбирала платье. После долгих раздумий она остановилась на «ампирном» платье в темно-зеленую и белую полоску с высокой талией, «фонариками» на рукавах и глубоким вырезом. Она, конечно, понимала, что девушке неприлично принимать гостя в наряде с таким глубоким декольте, но, во-первых, платье подходило по цвету к Зеленому салону, а во-вторых, сегодня, когда будущее ее и сестер зависело от решимости лорда Питера, ей надо было действовать наверняка.
* * *
В квадратной просторной передней лорд Питер передал свою шляпу с перчатками пожилому дворецкому. Все, что он успел до сих пор увидеть в Хатерлее, в том числе и этот дворецкий, производило на него весьма благоприятное впечатление. Отец, маркиз Тревонанс, как-то говорил ему, что по выучке дворецкого можно почти безошибочно судить о положении семьи, которой он служит.
– Как вас зовут, любезнейший? – спросил он дворецкого.
– Григсон, милорд. – Это было произнесено ровным, полным достоинства тоном вышколенного слуги.
