Летний день, жизнь со всеми ее невзгодами – все кануло куда-то, остались только прикосновения его губ, рук, языка. Словно мощный поток нес ее вперед. Прижав к себе голову Эдварда, она развязала ленточку у него на затылке и запустила пальцы в густые черные пряди. Ленточка упала на землю.
Тотчас он обнял ее крепче, и его поцелуи сделались более властными и горячими. Джулия ощущала всем телом, как он хочет ее, и ею владела одна-единственная мысль: Эдвард мой, мой, пусть всего лишь на минуту – но он мой! Ее пальцы скользнули под синий редингот, потом под застежку белой рубахи, слегка влажной от пота… Он застонал и снова притянул ее к себе.
– Джулия, милая… – шептали его губы.
Не в силах вымолвить ни слова, она лишь льнула к нему всем телом.
Неожиданно он перестал ее целовать и замер, не разжимая объятий. Стало слышно, что оба дышат с трудом.
– Что будем делать? – хриплым шепотом спросил он.
В голове у Джулии неожиданно замелькали мысли, которые она гнала от себя до сих пор: об отце, о лорде Питере, о заросшем бурьяном огороде. Она прижалась лбом к его груди. Безнадежно, бесполезно.
– Я придумаю что-нибудь, – сказал он. – Что-нибудь, чтобы мы могли быть вместе. – Он отклонился назад и, держа ее за плечи, долго всматривался в изумрудно-зеленые глаза. – Джулия, послушай меня. Ты должна мне верить. Я обязательно найду какой-нибудь выход, но мне нужно время.
– Я хочу тебе верить, Эдвард, очень хочу. Только времени у меня нет.
– Не может быть, чтобы твой отец совершенно разорился. Наверняка что-то еще можно спасти.
– Я… я не знаю. Но меня не оставляет ощущение, что моей семье грозит какая-то страшная опасность – словно мы стоим на краю высокого утеса и малейший ветерок может сбросить всех нас в пропасть.
– Как бы то ни было, – сказал он, все еще держа ее за плечи, – ты не выходишь ни за лорда Питера, ни за кого другого. С этой минуты ты моя… Впрочем, возможно, ты была моей еще в те времена, когда я катал тебя верхом.
– Или привязывал к дереву и понарошку сжигал? – Она улыбнулась сквозь слезы.
– Да, – сказал он и крепко прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Джулия. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, Эдвард.
Они еще долго стояли обнявшись, потом, подобрав в траве белую шелковую шляпку и черную ленточку, двинулись назад по ущелью, но по пути больше смотрели друг другу в глаза, чем любовались красотами природы. Позже, когда они ехали в двуколке домой, Джулия витала среди грез. Ей представлялось будущее с Эдвардом: их семья, маленькая ферма, домик у моря. Он, разумеется, уйдет из армии, а она нарожает ему десяток детей.
