– Тайна тут, может, и есть, – сдержанно заметила Джулия. – Но ты, насколько я понимаю, уверена, что лорд Питер уже очарован мною, я же, признаться, в этом сомневаюсь.
– Да его сердце уже принадлежит тебе! – воскликнула Мэри.
Сердце – возможно, подумала Джулия и перевела взгляд на середину залы, где графиня Ховарт с распорядителем все еще танцевали мазурку, но не рука.
В душе ее опять зашевелился страх, и она крепче сцепила лежавшие на коленях руки. А что, если он так и не соберется cделать ей предложение?
Незаметно опустив одну руку вниз, Джулия нащупала шов нижней сорочки, где в потайном кармане лежала маленькая табакерка. Сквозь влажную ткань Джулия легонько погладила пальцем эмалевый узор на крышке. В табакерке было кольцо леди Делабоул.
Через год после смерти матери, уже осознав всю серьезность положения, Джулия носила кольцо к ювелиру и узнала, что один этот камень, изумруд чистейшей воды, стоит целого состояния. Перед смертью мама сказала Джулии, что когда-нибудь это кольцо ей понадобится, – но догадывалась ли она, что надобность будет так велика?
Возможно, что и догадывалась.
После того страшного случая в карьере прошло уже два года, и время подгоняло Джулию все безжалостней. Если она в ближайшие же месяцы не найдет для себя выгодную партию, ее собственное будущее, а вместе с ним и все надежды на благополучное устройство сестер рассыпятся в прах. Дочерям леди Делабоул придется коротать свой век либо гувернантками при чужих детях, либо компаньонками у каких-нибудь престарелых дам. Кроме четырех сестер, в семье Верделей не осталось никого. Не было ни одной тетушки, ни дядюшки, ни одной живой души, к которой Джулия могла бы обратиться за помощью. Оба их брата утонули на яхте через год после маминой смерти, так что титул виконтов Делабоулов носить стало просто некому. При воспоминании о маме и братьях к глазам Джулии опять подступили слезы. Слишком много смертей, слишком много горя. От отца помощи ждать не приходилось, а время поджимало…
Время! В мозгу Джулии словно тикали изящные бронзовые часики, и их золоченые стрелки медленно и неумолимо ползли вперед и вперед. За все теперь отвечала она, только она одна. Иногда эта ответственность казалась ей непомерно большим жестким корсетом, в который ее облачили и затянули так, что невозможно шевельнуться. Если бы речь шла только о ней самой – как все было бы просто! Ей не пришлось бы сегодня являться сюда в мокром муслине, строго говоря, ей вообще вряд ли теперь пришлось бы являться сюда. Чем бы она занималась? Вероятно, работала бы в магазине дамских шляпок, а по вечерам писала бы стихи, рисовала или упражнялась в игре на фортепиано. Конечно, она жила бы без мужа и детей, но и без вечного страха и с радостью отдавалась бы своим каждодневным занятиям.
