Далеко тянется взгляд Дагаева — за горы, равнины и пустыни, где лежат другие тропы, помнящие стук танковых копыт, на которых пришла свобода в тот край, и пришла она по следам разведчика старшины Дагаева… История — клад мужества, самый дорогой клад из всех, какие есть на свете. Это только в иных песнях да фильмах быть мужественным легко и красиво. Их всего десять находилось в чужом тылу, в круговерти снежного урагана, и один из десяти в какой-то момент не выдержал. Пусть тут случай и во всем взводе Воронов один такой, но и это непростительно много — один хлюпик во взводе. Плохо еще знаешь, Дагаев, кто и на что способен, мало черпаешь из того щедрого клада мужества, обучая своих солдат. Вспомни, как после опасного утомительного перехода в пургу они разом встали, готовые покинуть тихое прибежище, — стоило лишь вспомнить единственный случай из такого близкого и грозного прошлого этой приграничной земли…
Он коснулся груди, где лежало в кармане письмо брата, и очнулся — вертолет завис, опускаясь на расчищенную, обдутую винтами площадку.
Майор ждал. Он выслушал доклад лейтенанта, перебил, когда тот начал объяснять потерю Воронова и последний неудачный бой.
— Знаю, посредники сообщили. Какая ж война без потерь? — повернулся к строю: — Благодарю за службу!..
Солдат отправили на отдых, и майор внимательно всмотрелся в исхлестанное ветром лицо молодого офицера, буднично спросил:
— Досталось? Перевал — наш, и тут есть доля труда вашей группы. Только не загордись, лейтенант, учение еще впереди.
Внезапное обращение майора на «ты», пусть и произнесенное привычным холодным тоном, было для Дагаева самым большим поощрением, но тем более не мог он уйти, не сказав главного:
— Товарищ майор! Разведчики заслужили вашу благодарность, кроме меня и Воронова. Прошу отменить.
В широко расставленных глазах майора скользнула тень неудовольствия, он поморщился:
— Что за скромность такая? Могу и отменить — вам. А Воронов?
— Он не случайно был захвачен.
— Разумеется. Вас тоже не случайно накрыли.
— Я не о том. В общем, он скис, фактически сдался.
— Вы… уверены?
Дагаев поежился от тона и взгляда майора, но ответил твердо:
— Уверен.
— Та-ак… Случай прямо небывалый. Турнуть его надо из разведки.
— Нет, товарищ майор. Мы тут сами виноваты, и я — больше всех. Он еще успеет стать разведчиком.
— Если за год с лишним не стал…
— Товарищ майор, знаете, мне один пограничный старшина говорил так: «Если человек чувствует за собой вину по службе и оттого плохо спит, я из него настоящего воина сделаю. Но если набедокурил и засыпает, как младенец, его от границы надо держать подальше».
