Вот столкнулся как-то Батурин с соседом своим, капитаном Полухиным. У того дружок-сокурсник по училищу в академию поступил, и Полухин решил доказать — тоже, мол, достоин. Что ж, престиж дело доброе, молодой человек без хорошего честолюбия — тряпка, от него много не жди. Но ведь во что ударился Полухин! Превратил батальон в штурмовой отряд, что ни контрольное занятие или проверка — сплошные натаски, словно у плохого абитуриента, пробивающегося в институт. Все планы побоку, лишь бы сегодня чем-нибудь блеснуть. И окажись в подчинении его молодой ротный командир старший лейтенант Шарунов-прямая противоположность комбату. По годам еще мальчишка, но обстоятелен, нетороплив и на беду — упрям. У него своя методика, по ней на месяцы вперед расписано, кто чему и к какому сроку научиться должен, систематически закрепляя опыт, да чему соседа научить. Начались у него трения с комбатом, а тот: «Отставить самодеятельность, делай, как я велю». Шарунов занервничал, людей задергал, сам задергался, и пошли у него сплошные перекосы. Значит, плох, рано выдвинули, убрать его с роты! Полухин так прямо и заявил командиру полка на совещании офицеров. У Батурина тогда сердце зашлось от возмущения. Что ж это выходит?! Коли мне человек не по нраву — берите его себе, мне же дайте готовенького, да чтоб в моем вкусе. И так легко, безоглядно ломать офицерскую судьбу молодому человеку, которому еще служить да служить! И ведь неглупому, честному, старательному человеку, чья вина только в том, что не сумел быстро перестроиться под начальника своего. Еще обиднее было Батурину, что кое-кому тут увиделась повышенная требовательность комбата Полухина. И тогда Батурин попросил слова, заявил: «У меня в батальоне открывается вакансия. Отдайте Шарунова. Мне кажется, он совсем не такой безответственный человек, как тут говорилось». Комполка в ответ: «Не возражаю. Завтра будет приказ».
Полухин долго потом косился, при случае подначивал: дед-то, мол, рационализаторов собирать начал, как бы не устроил в батальоне выставку вновь изобретенных велосипедов. Оно, сказать по чести, кое в чем перемудрил Шарунов, утяжелил свою методику, но было у него и здоровое зерно — так учить солдата, чтобы он шел от урока к уроку, словно от боя к бою, и каждый новый бой — потяжелее прежнего. Вместе подумали, заставили поломать головы и других командиров — вылущили то зерно, и пошла рота Шарунова вперед, уверенно пошла… Озером прозрачного света открылась поляна; по краям ее под деревьями, подняв шпаги антенн, настороженно затаились боевые машины пехоты. Подходя к штабному бронетранспортеру, Батурин почувствовал непорядок, огляделся. Курчавая струйка дыма из трубы кухни поднималась выше деревьев.
