Вот опять ухнула сова за Хопром, будя осенний лес. Может быть, это о нас, затаившихся у потухшего костра, разносит она вести? Старайся, глазастая, — какие ни есть, мы все же охотники. Ты, как всегда, не ошиблась…
С какой же поры стал я находить тихую долгую радость в воспоминаниях о несостоявшемся выстреле, который мог оказаться вернейшим? И в ту последнюю ночь на Хопре было жаль, что накануне вечером пропустил стаю пролетных вальдшнепов — не знал, открыта ли на них осенняя охота в здешнем краю. Но с этим сожалением становилось уютнее от простой мысли: где-то в черном осеннем небе стремительно и неслышно скользит сейчас к югу стайка теплых, похожих на веретена птиц, и маленькие сердечки их не сжимаются в ожидании гремящей молнии, прорезающей ночь, не мучает их пронзительная тоска об исчезнувших сородичах и не шарахаются они от каждого темного куста. А потом, на рассвете, упадут, усталые, в поределую березовую рощу, и для охотника лес наполнится новым значением, оттого что в нем, среди палой листвы и сухих трав, чутко затаятся пестрые длинноклювые и темноглазые лесные кулики.
Самую жестокую бессонницу прогоняют думы о том, что на кромке зеленого плавуна, посреди осоки, спокойно прячет голову под крыло селезень, случайно разминувшийся с зарядом моего ружья, и заяц, ушедший на последней охоте от нашего молодого гончака, крадется с дневки к неубранному капустному полю, а рысь, не убитая лишь потому, что в момент нечаянного столкновения в лесу мое ружье оказалось разряженным, подстерегает его, распластавшись на поваленном дереве.
Лютой зимой, в тайге, оглохшей от ледяного безмолвия и ружейного треска раздираемых морозом деревьев, бывает теплее, когда воображаю зеленые сны медведей в тесных берлогах и березовые грезы тетеревов в снеговых лунках, пытаюсь и никак не могу вообразить сны барсука в теплой замысловатой поре — того самого барсука, которого спас осенью от бродячей собаки, загнавшей его в силосную траншею. И весело вздрагиваю, мгновенно вообразив, как в снежной норе вздыбится рыжая шерсть лесного хоря от кровавого разбойничьего сновидения.
Не может быть человеку холодно и одиноко в самую злую непогоду, если она остается родной стихией для множества удивительных живых существ.
Но когда же, в какой день и час родился во мне этот второй, главный, охотник, для которого всего важнее не преследовать, а чувствовать вблизи дикую жизнь?..
На хоперском берегу удивительно хорошо вспоминается…
