Если Пифиец, любя музыку, получает удовольствие от пения лебедей и от звуков кифары, то что же удивительного, если он из-за дружбы с диалектикой приветствует с любовью эту частицу рассуждения, которой особенно часто, как он видит, пользуются философы?
А Геракл еще до освобождения Прометея и до того, как он беседовал с мудрецами из окружения Хирона и Атланта, будучи юношей, да к тому же еще истинным беотийцем, возражал против диалектики и, смеясь над ее рассуждением "если предыдущее такое, то последующее вот такое", он решил выдернуть силой у пифии треножник и сразиться с богом из-за искусства прорицания. Но по прошествии определенного времени даже он, как и следовало ожидать, стал одновременно и очень искусным в прорицании, и прекрасным диалектиком».
Когда Теон кончил свою речь, ко мне обратился (насколько я помню) афинянин Евстрофий:[20] «Ты видишь, с каким пылом Теон защищает диалектику, бросаясь на нас чуть ли не как лев.[21] В таком случае, разве нам, полагающим, что в числе заключаются все вещи в совокупности, и природные свойства их, и начала одновременно всего божеского и человеческого, нам, которые видят в числе первопричину всего самого прекрасного и ценного, подобает ли нам оставаться равнодушными? Не следует ли, напротив, принести в жертву богу первые плоды любимой математики: ведь мы считаем, что «Е» сама по себе отличается от остальных букв не смысловым значением, не начертанием и не звучанием, но она высоко ценится как знак важного и господствующего над остальными числа пяти, из-за которого мудрецы назвали глагол «считать» — "исчислять пятерками"».[22] Евстрофий обратился именно ко мне с такой речью не шутя: ведь в это время я со страстью изучал математику, впрочем, намереваясь во всем отдавать предпочтение принципу «Ничего чрез меру», так как я был учеником в Академии.
Я ответил Евстрофию, что он прекрасно разрешил трудную проблему при помбщи числа. «Ведь всякое число, — продолжал я, — делится на четное и нечетное, единица же причастна к тому и другому по значению (так как прибавлением к нечетному числу она делает его четным, а прибавлением к четному делает нечетным), а число «два» считается началом четного числа, «три» — началом нечетного, число же «пять» рождается из соединения их обоих друг с другом. Поэтому естественно, чтобы оно имело особый почет, как первое число, образованное из первичных чисел, и называлось бы супружеским вследствие соответствия четного числа женскому полу, а числа нечетного — мужскому: ведь при разделении чисел пополам четное делится полностью, оно как бы что-то вмещает, какое-то начало и пространство, в то время как в нечетном числе при разделении пополам остается всегда посередине остаток деления. Поэтому нечетное число более производительное, чем четное, и при соединении с четным оно всегда преобладает и никогда не подчиняется ему: из обоих чисел ни при каком соединении не возникает четное, а всегда только нечетное число.
