Его обветренное и мужественное лицо было деловито, сосредоточенно. Момент, конечно, такой, что зевать нельзя. Но старшина ко всему происходившему относился так, как будто выполнял какую-то очередную работу, выполнял добросовестно, не нервничая и не торопясь. Опытный и обстрелянный воин, за долгий срок службы на границе он привык к постоянному ощущению опасности, к тому, что в любую минуту могла случиться вот такая погоня, перестрелка, внезапное ранение или даже смерть. И потому, как все, что входит в жизнь и труд, это не страшило его. Он надеялся на свою ловкость и сметливость, на свою огромную физическую силу, которая могла пригодиться, если дойдет до рукопашной. Он либо один управится с врагами, либо удержит их на месте, пока подоспеют товарищи. Старшина был готов на подвиг, вовсе не думая о нем. Он опасался только одного, как бы его не обошли сзади. Но на этот случай мог пригодиться Корд. Корд не допустит.
А Корд? Он даже не рычал в такие мгновенья. Он знал, что рычать нельзя, пока не пришло время обнаружить себя, — к этому приучили его длительной тренировкой. Где-то в темных тайниках его мозга жила постоянная страсть к охоте и преследованию, издревле присущая собаке. Эта страсть путем дрессировки подавлялась в одном направлении и развивалась в другом. Нельзя было заниматься охотой на зверей и птиц, которых множество на границе, — можно и нужно преследовать, ловить человека-врага.
Эту обязанность Корд знал и всегда готов был ее выполнить.
Кроме того, инстинкт подсказывал: опасность близко. Эта опасность грозила ему, Корду, и — что было еще более важно для собаки — грозила его другу-человеку, старшине Метелицыну. А этого человека Корд стал бы защищать до последнего вздоха.
Весь наполненный яростной злобой и ненавистью к неизвестным, прячущимся в кустах, Корд выжидал удобного момента для нового нападения. К тому же стремился и Метелицын.
Щелкнув затвором и потянувшись рукой к подсумку, пограничник обнаружил, что патроны кончаются. Эка, надо же! Только этого не хватало… Неприятный холодок пробежал по спине. Но старшина сейчас же подавил чувство внезапно возникшей острой тревоги и неуверенности и, умело маскируясь, припадая к земле всем своим крупным телом, осторожно пополз к убитому нарушителю.
Выстрелы участились, однако густые заросли и неровности почвы помогли старшине. Маузер убитого очутился в руках пограничника. Укрывшись за пнем, Метелицын снова стал стрелять, расчетливо расходуя каждый патрон. Из-за кустов донесся крик боли. Еще одна пуля достигла цели.
