— А кто написал предисловие?
— Маткин.
— Чем же эта Наташа недовольна? Этот Маткин строчит что прикажешь. Долой коммунистов? Пожалуйста! Долой жидов? Тоже пожалуйста.
— Их, кстати, не люблю и я! — насторожилась она. — Но при чём они?
— Солженицын пишет, что виноваты коммунисты и жиды.
— В чём?
— Вообще. Во всём.
— А кто ещё?! Если б не они, то жили б мы в Африке, а не в говне!
— При чём тут Африка? — растерялся я и, высвободив нижнюю, оставил ей верхнюю пуговицу.
— Мы там и жили, пока они не пригнали нас сюда…
— Жиды? — и я отнял уже у неё и самую верхнюю из пуговиц. — Евреи никого не гнали!
— А при чём евреи? Я говорю о жидах и коммунистах.
— Коммунистов тоже не было тогда в Африке.
— Были! — не согласилась она. — И жиды тоже: они нас вместе сюда и пригнали, — нас и евреев.
— Евреев, Ванда, пригнали не из Африки.
— А где Египет? — ухмыльнулась она и взялась за среднюю пуговицу. — Евреи там спокойно жили себе, но потом туда приплыли жиды и сорок лет изгоняли евреев в рабство. Нас и евреев.
— Вас да, — согласился я. — Но не жиды. И не евреев. Как это жиды, то есть евреи, могли погнать самих евреев?
— А почему нет? И что значит «жиды, то есть евреи»?
— А то, что жиды — это евреи.
Ванда задумалась.
— Как это? — выдавила она. — Жиды — это евреи?
— Клянусь тебе!
Ванда ещё раз задумалась:
— Значит, что? Солженицын говорит, что виноваты евреи? — и, отпустив пуговицу, стала что-то подсчитывать в уме.
Потом она вдруг вскинула голову и взревела:
— Да?! Опять?! Негры и евреи?!
— Нет, — испугался я. — Про негров он не писал, только про евреев.
— Не важно! — разбушевалась она. — Не написал — напишет, не напишет — скажет, не скажет — подумает, не он — другие! Суки! Ездили на нас двести лет, а сейчас — вот, выкуси! Белые крысы! Сваливать нас в кучу со всяким говном, с жидами, с коммунистами! Убийцы! Кто — спрашиваю — хлопнул доктормартинлютеркинга? Мы или они?!
— Они, — признался я.
— Нет, не так просто: «Они»! — кричала Ванда. — А так: «Они, белые крысы»! Скажи!
— Я тоже белый, — снова признался я. — Я так сказать не могу. Но ты успокойся, — и стал гладить её по могучим плечам.
Ванда всхлипнула, высушила глаза кулаком и улыбнулась:
— Ты не похож на белых… Я слежу за тобой, и ты — как мы… По глазам вижу… У них в глазах зрачки, а у тебя — нет, сердце…
— Увы, Ванда! — произнёс я и понурил голову. — Я не такой, как вы, и даже не просто белый. Я жид.
С какою-то замедленностью она забрала мою ладонь и пропихнула себе под левую грудь. Ладонь моя исчезла, но паниковать я не стал. Бесполое тепло, переливавшееся из этого огромного алабамского организма, наполнило меня чувством защищённости.
