Выражение его лица было странным.
Странной показалась полковнику и просьба телеграфировать в Центр, что «у меня всё готово».
Потом, перед тем, как покинуть палатку полковника, Ёсик обратился к нему с ещё одним странным заявлением:
«Ты мне нравишься. И как мне кажется, ты тоже стесняешься, что мы с тобой грабим чужой клад. Но если один из нас погибнет до возвращения в Центр, я никому там не скажу, что ты стеснялся. А сейчас я снова пошёл туда.»
«Куда?» — спросил тот.
«Туда, — кивнул майор в сторону бело-коричневого холма. — Каждый раз, поднимаясь туда, я встречаю там того, кого там нет. Не было его там и вчера. Скорее бы только он оттуда ушёл!»
«Тебе нехорошо?» — всполошился полковник.
«Наоборот, мне хорошо! — ответил он. — Такое состояние, как будто разными частями моего тела управляют не один, а — разные центры.»
И вышел.
Вечером, как только перестал дождь, Ёсик спустился с холма. Согласно отчёту полковника, составленному за неделю до гибели от укуса саранчи, майор долго смотрел сквозь него в сторону Мёртвого моря. Наконец произнёс: «Он оттуда уже ушёл. А я вернулся сюда. И вот моё доказательство: я уже здесь!»
«Кто?» — осторожно спросил покойный полковник.
«Я, — ответил Ёсик. — Ишуа! Учитель! Мессия!»
«А точнее?» — настоял покойник.
От Мёртвого моря Ёсик взгляда не отвёл:
«Я! Иисус Христос!»
Наутро два «сейсмолога» вывезли майора в Иерусалим.
Так же торопливо лаврентиевские гвардейцы доставили его оттуда через Стамбул в Москву.
Центр проявил поспешность из опасения сорвать операцию с кладом. По его мнению, Ёсик теперь уже вполне мог признаться в Палестине кому угодно, — не только мусульманину, — что он Христос. Хуже: признаться, что Центр располагает ключом к кумранским текстам.
После первой же беседы с Паписмедовым в психотделении больницы МГБ Лаврентий не согласился с врачами. Нет, сказал он, майор ничуть не спятил и лечиться ему не от чего. Как, дескать, майором был, так и остался.
Но поскольку он стал уже и Христом, то какое-то время, до лучших времён, майором и останется.
Иными словами, вопрос о продвижении в подполковники откладывается. И мы, мол, — до лучших времён, — вынуждены отнестись к нему, как к сотруднику, для которого будущее уже позади…
