– Пойди скажи, чтобы они шли сюда.
Все, не скрывая удивления, последовали за дядюшкой Блюмом и удивились еще больше, когда он сорвал рогожу, прикрывавшую вход в его сторожку. Открылась дубовая дверь, совсем новая, только что покрашенная. На ней блестела медная дощечка. Блюм зажег спичку и спросил:
– А ну-ка, что здесь такое написано, а?
– Дядя! – не сдержался Жозеф.
На медной дощечке черными огромными буквами было выгравировано: «Склад». Дядя вытащил из кармана ключ, отпер дверь, опять чиркнул спичкой, влез на табуретку и зажег большую висячую лампу. Комнату залил яркий свет. В глубине склада качалась вторая медная лампа. Вдоль комнаты стояли четыре длинных дубовых стола. По стенам, выкрашенным клеевой краской, шли в несколько рядов дубовые полки, способные выдержать тяжесть многих десятков штук сукна. На чердак вела лестница. Паркет был натерт. Пахло чистотой, свежестью, мастикой.
– Дядя! – снова крикнул Жозеф и крепко обнял Блюма.
Гийом ждал очереди, чтобы последовать его примеру, но «склад» отходил в ведение Жозефа.
– Невероятно! Прямо невероятно! – бормотали старики Зимлеры, обходя помещение.
Дяде Блюму удалось наконец вырваться из крепких объятий Жозефа.
– Да ведь вы еще не все видели!
Они вошли в соседнюю комнату. Дневной свет окреп, лампу не зажигали. Середину высокой квадратной комнаты занимал круглый стол, покрытый зеленым сукном. Против окна стояли, сдвинутые вплотную, два письменных стола красного дерева с полочками для бумаг. Вдоль стены шел большой шкаф для картотеки. Между двух подсвечников, на деревянной каминной доске, выкрашенной под мрамор, красовались бронзовые часы в стиле ампир. На столе стояла еще одна керосиновая лампа. Четыре кресла и четыре стула, обитые кожей, манили к трудам и размышлениям. Гийом подошел к письменному столу: чернильницы были доверху налиты красными и черными чернилами, новые перья лежали на суконных вытиралках.
– Ваша контора, господа! – провозгласил дядя Блюм, покраснев до ушей.
– Это все ты, Вильгельм? – воскликнул Ипполит и подошел к шурину. – Все ты, Вильгельм? Так знай же, что ты стоишь больше нас всех! – И он заключил хромого в свои мощные объятия.
Даже сам Миртиль был растроган. Дядя Вильгельм, немножко помятый родственными ласками, пытался объяснить:
– Это мой подарок… на новоселье… Пустяки, не стоит и говорить… Кроме мебели, я все сделал своими руками.
Пошли позвать дам. Снова начались восторженные восклицания. Тетя Бабетта слова не могла вымолвить – так ее поразили великодушие и скрытность супруга. Но и она втайне от мужа принесла целую корзинку эльзасских печений – образец ее кулинарного искусства – и тоже произвела впечатление. Дети сели за стол.
