Стекольщики, каменщики, столяры, слесари, плотники пошли в атаку на беззащитный труп фабрики и мало-помалу воскресили его из небытия. В окнах горели лампы, подвешенные на гвоздь ремонтниками, – обманчивые огоньки жизни!
Женщины видели фабрику несколько раз, но только вечером. Первые дни они возились с ребятишками и хлопотали в четырех номерах гостиницы. Наконец Блюм пришел за ними. Дядюшка знал теперь город, как будто собственноручно его построил. Когда женщины вступили на фабричную территорию, воинственные усы Фрица Брауна распушились от довольной улыбки; он вышел из будущего жилья хозяев («домика, пригодного…» и т. д.) со связкой старых дранок на плече, отдал женщинам честь по-военному и улыбнулся. Такая улыбка, как у него, могла согреть все тридцать и одну ночь декабря.
– А мы, госпожа Зимлер, мастерим тут вам гнездышко.
– Сами-то, вы, Фриц, где поместились?
Эльзасец указал на главное здание.
– Немногим так повезло, как мне, – сказал он. – Господин Гийом отвел нам пока что уголок. Осмотрите же ваши владения, госпожа Зимлер. Это позабавит малышей. Вы сами увидите, как здесь славно. Есть где делать сукно.
Дядя Блюм повел женщин прямо в главное здание. Оп распахнул захватанную, облупившуюся дверь; свинцовая чушка, подвешенная на ремне, захлопнула ее своей тяжестью. Эта туго поддающаяся дверь и сопровождавший входящих толчок напомнили женщинам маленький боковой вход в бушендорфскую синагогу. Но вместо того чтобы погрузиться в сосредоточенную тишину храма и преисполниться благоговенья в его полумраке, они зажмурились и отступили назад, ослепленные неожиданно ярким светом.
Вдоль всей стены нижнего этажа тянулись окна, забрызганные известкой. Сквозь них проникал молочно-се-рый свет октябрьского дня, и очищенный от мусора пол казался почему-то особенно изглоданным и жалким. Ржавый вал трансмиссии шел через все помещение, – это был единственный предмет, на котором могли бы играть осенние лучи. Но неподвижность лишала его даже этого преимущества. Тут-то и была главная душа цеха – пока еще опутанная паутиной, голая и неживая. При малейшем толчке она с гулом и шумом выходила из сковывавшего ее сна.
Когда посетительницы вошли в мастерскую, на другом ее конце стояла группа мужчин – Ипполит с сыновьями и какие-то незнакомцы. Заметив женщин, старик тотчас же вышел, его спутники последовали за ним. Мягкий свет всей своей массой обрушился теперь на Сару и Гермину. Они были подавлены. Да разве кому удастся вдохнуть жизнь в эту громаду, заселить эту пустыню, упорядочить ее! Нет, задача казалась им не по силам. Их зоркие глаза заботливых хозяев подмечали каждую мелочь, и каждая мелочь приводила их в отчаяние. Веки Сары покраснели, она почувствовала предательское жжение в уголках глаз.
