Она выглядела продрогшей и взволнованной, я же был спокоен и невозмутим.
— Мне нужно с тобой поговорить, Марсель. Это моя последняя надежда. Я здесь с английским летчиком, которого нужно переправить в свободную зону.
Я обернулся, и мне показалось, что у порога дома Матре притаилась какая-то тень.
— Нас кто-то выдал, гестапо идет за нами по пятам. Нам нужно на несколько дней спрятаться в надежном месте, пока про нас не забудут.
Она запыхалась от ходьбы, чего с ней раньше никогда не случалось. Под глазами у нее были круги, лицо казалось поблекшим.
Я продолжал идти широким шагом. Прежде чем завернуть на набережную, я заговорил:
— Послушай…
— Я поняла.
Она всегда понимала, что я хочу сказать, еще до того, как я открывал рот. Тем не менее я попытался объяснить.
— Немцы за мной следят. Они дважды…
— Я поняла, Марсель, — повторила она. — Я не сержусь. Извини.
Я не успел ее задержать. Она повернулась и побежала к человеку, ждавшему ее в тени.
Об этом случае я никому не говорил. Починив доктору приемник, я вернулся домой; Жанна накрывала в кухне на стол, а Жан Франсуа уже ел, сидя на высоком стульчике.
— Ты не простыл? — посмотрев на меня, спросила жена.
Все было на своих местах — мебель, вещи, все, как мы оставили, уезжая из Фюме; в доме прибавился лишь ребенок.
Месяц спустя на стене мэрии я увидел свежее объявление. Там были перечислены пять человек, и среди них Анна Купфер. Два дня назад все пятеро были расстреляны как шпионы на тюремном дворе в Мезьере.
В Ла-Рошель я больше не ездил. И никогда не поеду.
У меня есть жена, трое детей и торговля на Замковой улице.
1961 г.
