Но они довольствовались тем, что наблюдали издали. К тому же ни один человек с ней не заговорил — это поразило меня только теперь. Неужели поняли, что она не их породы? Может быть, опасались ее?
Я вернулся к Анне. Начальник вокзала дважды подходил к священнику и болтал с ним. Поэтому, видя, что старики сидят за столом, мы не спешили: поезд не уйдет.
— Вы знаете, куда мы едем, шеф?
Это спросил внезапно появившийся мужчина с трубкой, свежевыбритый, с карманами, раздувшимися от пакетиков табака, которым он запасся впрок.
— У меня распоряжение отправить вас через Кламси в Бурж, но в любой момент все может измениться.
— А потом?
— В Бурже распорядятся.
— Мы имеем право сойти, где захотим?
— А вы желаете сойти с поезда?
— Я — нет. Но кто-нибудь может попытаться.
— Не вижу, каким образом им помешать, да и с какой стати?
— А там, на предыдущей станции, нам запретили выходить из вагонов.
Начальник поезда в задумчивости почесал затылок.
— Это зависит от того, кем вы числитесь, — эвакуированными или беженцами.
— А какая разница?
— Вас вывезли принудительно, организованно?
— Нет.
— Тогда вы, скорее, беженцы. А за билет вы платили?
— В кассе никого не было.
— В общем…
Все это было для него слишком сложно, и, сделав рукой уклончивый жест, он бросился к третьей платформе, куда прибывал настоящий поезд с обычными пассажирами, которые знали, куда едут, и купили билеты.
— Все слышали, что он сказал? Я кивнул.
— Знать бы только, где мне искать жену с малышами! Там с нами обходились, как с солдатами или военнопленными: делай то, делай се, выходить из вагонов запрещается, соки да бутерброды, женщин вперед, мужчин назад, будто мы скотина какая-то! Без нашего ведома отцепили полпоезда, то нас обстреливают, то нас разлучают, словом, мы уже и не люди. Зато здесь — нате вам, полная свобода. Что хотите, то и делайте. А очень припрет — вообще проваливайте на все четыре стороны.
Может быть, назавтра, а то и к вечеру вокзал города Осерра уже преобразился. Но самым моим лучшим воспоминанием остался наш с Анной выход в город: у нас ведь было еще время. Как приятно было очутиться на настоящей площади, на настоящей мостовой, среди людей, которые еще не боялись самолетов!
Люди неторопливо возвращались из церкви; мы вошли в небольшой бар, выкрашенный в синий цвет, и я выпил лимонаду; Анна, бросив на меня быстрый взгляд, заказала итальянский аперитив.
С самого отъезда это был первый вокзал, который мы увидели снаружи с его большими башенными часами, с крышей матового стекла, с сумраком в зале, контрастировавшим с солнечной площадью, и с пестрыми газетами в киоске.
