Наутро вместо того, чтобы отправиться на набережную Орфевр, Мегрэ позвонил Лапуэнту и попросил приехать за ним на машине.
— Малость отдохнули, патрон?
— Я, можно сказать, весь день не вставал с кресла и совсем одеревенел. На набережную Шарантон, дружок!
Служащие были на местах, но спешки никакой не чувствовалось. Казалось даже, все сидят без дела. Только в глубине двора, накрыв головы мешками для защиты от дождя, люди катали бочки.
— Пока я буду занят, зайди-ка к бухгалтеру и поболтай с ним, — сказал Мегрэ Лапуэнту, а сам поднялся по лестнице, постучал и, открыв дверь, увидел Анну-Мари. Она встретила его с той же открытой, чуть ироничной улыбкой.
— Вы не были на похоронах? — спросил Мегрэ.
— Нет. Служащих просили не ходить.
— Кто просил?
— Господин Лусек. Он оповестил нас об этом служебной запиской.
— Кстати, мадемуазель, вчера мне вдруг вспомнилось: я кое-что упустил в разговоре с вами. Упомянув о бухгалтере, вы заметили, что он работает здесь совсем недавно, не так ли?
— Совершенно верно. Он поступил в контору первого июля. Удивительно, что вы заговорили об этом именно сегодня.
— А почему?
— Да потому, что и я как раз подумала об этом вчера, когда была в кино. Я тут же решила поговорить с вами, как только вы появитесь. Прежний бухгалтер, Жильбер Пигу, покинул нашу контору в июне, если не ошибаюсь, в конце июня. Поэтому я не сочла нужным о нем упоминать.
Мегрэ сидел на вертящемся стуле Оскара Шабю; девушка, закинув ногу на ногу, — напротив него. Мини-юбка лишь до половины прикрывала ее длинные бедра.
— Он ушел по собственному желанию?
— Нет.
— Что он за человек?
— Ничего примечательного, совершенно незаметный. Кстати, вы видели нашу бухгалтерию? Она на первом этаже с окнами во двор. Бухгалтерия — это громко сказано. Настоящая бухгалтерия находится на авеню Опера. А здесь через руки бухгалтера проходят лишь пустяковые бумажки.
— Пигу женат?
— Да. Точно женат. Об этом я узнала, когда однажды он позвонил по телефону и предупредил, что не сможет выйти на работу. Его жену должны были срочно оперировать: кажется, острый аппендицит. Человек он был неразговорчивый, словно боялся людей и хотел казаться как можно незаметнее.
— А работник хороший?
— Эта должность никакой инициативы не требует. Все идет заведенным порядком.
— Он пытался ухаживать за вами или за кем-нибудь из машинисток?
— Что вы! Для этого он слишком робок! Поступил он сюда более пятнадцати лет назад, когда дело только начинало разворачиваться. Мне очень жаль беднягу.
