— Еще кусочек пирога? — предложила Алену г-жа Фукре.
Рот у него был полон сладким, душистым тестом, а голова слегка кружилась в приятном тепле, царившем в доме.
— Я вам еще много чего расскажу, дайте срок! Я понимаю, ваш отец был настолько занят, что не мог говорить с вами обо всем. Возможно, на днях некоторые протянут вам руку, и это будут мерзавцы. Другие, может быть…
Снова взгляд г-жи Фукре. За занавеской промелькнула чья-то тень. Какой-то мужчина стряхивал на улице грязь с сапог, прежде чем открыть дверь. Он вошел, держа в одной руке удочку, в другой — мешок с несколькими мелкими рыбешками.
— Простите, — сказал он, увидев гостя.
— Входи, — отозвался Фукре. — Я думаю, ты узнаешь его, это сын Эжена…
Он закусил губу и быстро добавил:
— Эжена Малу. Это Ален.
— Вы поедите с нами, господин Жозеф? Почему возникла какая-то неловкость? Чувствовалось, что это произошло неожиданно. Новый гость опустил свою рыбу в раковину на кухне, вытер руки полотенцем с красной каймой, которое висело там, и протянул руку Алену.
— Очень рад, молодой человек… Он тоже поправился:
— Очень рад, господин Малу. Извините, что я такой грязный. Я был на берегу реки, где страшная грязь, и поскользнулся.
— Поди переоденься! — сказал ему Фукре. Вельветовые брюки рыболова были в грязи выше колен.
— Поторопись и присаживайся к нам!
Значит, у вновь прибывшего была здесь комната, куда он и направился, словно находился у себя дома. Г-жа Фукре поставила на стол еще одну тарелку и отрезала кусок пирога.
Фукре вполголоса объяснил Алену:.
— Это славный человек, господин Ален. Ваш отец его тоже очень любил.
Решительно его жена была хранительницей тайн этого дома, потому что она еще раз строго взглянула на мужа. Но Франсуа Фукре хотелось сказать все. Его ответный взгляд означал: «Но, послушай, это же взрослый парень, это мужчина, сын Эжена, при нем можно говорит все».
Но она все-таки поджала губы, призывая его к молчанию, и Фукре не знал, как себя держать.
— Так, значит, ваша мать уехала? — сразу спросил вновь прибывший, которого называли Жозефом. Он уже успел переодеться.
Он смотрел собеседнику в глаза, говорил решительно, голос у него был резкий. Слова, произносимые им, звучали как обвинение.
— Она в Париже у моей тети Жанны.
— А твоя…
Он тут же поправился:
— А ваша сестра Корина?
Ален промолчал, сгорая от стыда. Почему вдруг показалось, что эти люди имею! Такое же право интересоваться его родными, как и он сам? Несмотря на их предосторожности, на их умалчивание, создавалось впечатление, что они были такими же наследниками Эжена Малу, как и он.
