Налево, не доходя до поселка, стояли обширные здания, над которыми огромными буквами было написано:
«Эжен Малу и Компания». Тут находились конторы, строительные площадки. Несколько лег здесь царила кипучая жизнь, но теперь на всех дверях виднелись печати, а на одном из окон было наклеено решение суда о конфискации.
Он все еще шел большими шагами, достиг первых домов, которые нисколько не походили на те, какие он видел на большой улице. Это скорее были виллы, до такой степени похожие на игрушечные, что возникало сомнение, можно в них жить или они построены только для того, чтобы радовать глаз.
Их отделяли друг от друга широкие лужайки, сады, и здесь пестрели все яркие цвета радуги, и можно было видеть всевозможные формы, какие только способен придумать ребенок, играя в кубики.
Из некоторых труб шел дым. Когда Ален проходил мимо, раздвигались занавески. По меньшей мере сорок домов были заселены, почти столько же оставались пустыми, некоторые, недостроенные, — без дверей и окон, и повсюду между ними огороженные участки ждали своих покупателей.
Были уже намечены и заасфальтированы проспекты, улицы, сделаны тротуары, стояли столбы с электрическими и телефонными проводами. На некоторых домах, где еще никто не жил, были прибиты дощечки с названиями.
Ален сделал крюк, чтобы пройти через центральную площадь, напоминавшую всемирную выставку, — там был большой мозаичный бассейн, лужайки, группы деревьев и фонтан, который не действовал, слишком новые скамейки и музыкальная эстрада.
Однажды Ален приходил сюда с отцом. Эжен Малу, гуляя с ним по этим аллеям, остановился у бассейна, где тогда плавали золотые рыбки.
Ален показал на мраморный цоколь, возвышавшийся посреди бассейна.
— А что поставят сюда? — спросил он.
Тогда отец положил ему руку на плечо — жест, который был знаком Алену, — сказал полусерьезно-полуиронически, — этого никогда нельзя было понять, когда он говорил таким тоном:
— Когда-нибудь здесь поставят, конечно, мой бюст. Ален пошел дальше, достиг южной части Малувиля и постучал в дверь единственного обитаемого в этом квартале дома.
Ему открыла дверь г-жа Фукре, в фартуке, с суповой миской в руках, которую как раз вытирала.
— Мсье Ален! — воскликнула она. — Вот уж обрадуется мой муж! Представьте, за завтраком он мне сказал, что не удивится, если вы придете к нему сегодня.
— Его нет дома?
— Дома. Ведь он ждал вас и потому не потел на рыбалку. Он здесь.
Она показала на соседнюю комнату, невольно понизив голос.
