— За доверие. За то, что сказали мне правду. Я почувствовала: нечто произошло, но не знала что именно. Я даже думала, не поссорились ли вы с Рэем.
— Из-за чего же могли бы мы поссориться?
— Из-за той женщины…
— О какой женщине вы говорите?
— О госпоже Эшбридж. Патриции. Когда Рэй увел ее, мне показалось, что вы ревнуете.
Меня потрясло, что ей все известно.
— Вы их накрыли? — спросил я.
— В тот момент, когда они выходили. Я не следила за ними. Случайно наткнулась… Вы не приревновали Рэя?
— Не из-за нее…
— Из-за меня?
Она спросила это без тени кокетства. Мы действительно говорили по душам. Совсем не так, как с Изабель, — там сплошная война взглядов.
— Из-за всего… Я толкнул дверь, из которой потом вы видели, как они выходили. Я ни о чем не думал… Просто выпил лишнее. И вот наткнулся на них. Совершенно необоснованно, словно прилив крови к голове, меня охватила чудовищная ревность к Рэю.
В Йеле я был зубрилой, но все считали меня куда более способным, чем Рэй, простите за хвастовство.
Когда он решил обосноваться в Нью-Йорке, я ему предсказывал долгое прозябание… Сам я окопался в Брентвуде, всего за тридцать миль от отчего дома, как если бы побоялся очутиться без поддержки… И почти тотчас же, словно желая обеспечить себе еще большую поддержку, женился на Изабель.
Она ошеломленно слушала меня, осушила свой стакан, показала мне на мой.
— Пейте…
— Я вам все сказал. Об остальном, о моих мыслях в ту субботу, вы догадываетесь сами… Рэй заполучил вас и стал компаньоном в деле Миллер и Миллер. Ему все было подвластно, и он мог себе позволить небрежно взять по дороге любую женщину, как, например, эту Патрицию…
Она медленно выговорила:
— И вы ему завидовали?
— Я вас возмущаю, Мона?
— Напротив…
Она была явно взволнованна. Верхняя губа у нее дрожала.
— Как хватило у вас, Доналд, мужества рассказать мне все это?
— Вы, Мона, единственный человек, с которым я могу говорить.
— Вы ненавидели Рэя?
— Той ночью, когда сидел на скамейке, да…
— А раньше?
— Я считал его своим лучшим другом. Но вот, сидя тогда на скамейке, я установил, что лгал себе.
— А если бы вы могли его спасти?
— Не знаю. Возможно, что и спас бы, через силу… Я больше ни в чем не уверен, Мона… Можете ли вы это понять, за одну ночь я совсем переменился…
— Я заметила это. Изабель тоже.
— Да, она сразу заподозрила что-то, пошла в сарай и обнаружила там набросанные мною окурки…
— Она сказала вам об этом?
— Нет. Она всего лишь убрала окурки. Я уверен, она испугалась, подумав, что лейтенант Олсен тоже сможет их обнаружить.
