— Когда веду себя не так, как следовало бы. Например, у нас в школе есть преподаватель, который не любит меня, но я так и не знаю почему.
— Могу спорить, что это преподаватель английского языка. — Как ты догадалась?
— Потому что я никогда не могла понять наших преподавателей английского и немецкого. Преподаватели языков непохожи на других.
— Так что же, раз он не любит меня, я должен стать его врагом?
— Не уверена.
— Я знаю, как разозлить его, и знаю, что весь класс будет на моей стороне. И когда такое случается, я начинаю его жалеть. А потом сержусь на себя и за то, что пожалел его, и за то, что разозлил.
— И тогда, возвратясь домой, берешь гантели. ТЫ ложишься на этот коврик, верно?
Кусок красного ковра, скорее, половика с неровными краями, сохранившийся еще с Эльзасского бульвара.
— Я почти всегда занимаюсь и читаю на полу. А поскольку пол сосновый, бывает, и занозу посадишь.
— Один из моих братьев тоже любит валяться на полу. Папа говорит, что для молодых это очень полезно.
— Когда я слушаю музыку, то лежу на спине. У них не было мансарды; она привела его в свою комнату с мебелью светлого дерева: почти ничего лишнего — все просто, свежо.
— Видишь, у меня нет беспорядка. Да и родители не допустили бы этого.
Что могли сказать Франсина с матерью, если они действительно говорили о нем, в то время как Буадье, заполняя служебные формуляры, слышал их разговор через открытую дверь?
— Ты уверена, что это была она?
— Он ее тоже сразу узнал. Разве сын не узнает свою мать с другой стороны улицы? И потом, ее машина…
— А она видела вас?
— Не знаю. В какой-то миг Андре побледнел и сразу изменился.
— Она одна вышла из того дома?
— Я увидела ее первой, когда она была еще в дверях.
Промолчи я, он ничего и не заметил бы: ведь мы собирались идти в другую сторону. Слова вырвались у меня непроизвольно.
— Ясно.
— Думаешь, он мучается?
— Я не настолько хорошо его знаю, чтобы ответить на твой вопрос. Он понимает, что это за дом? — Я тоже познакомилась с ним недавно и видела его всего три раза, но могу поспорить, что, проводив меня, он снова вернулся туда.
— Поэтому ты и звонишь?
— Отчасти. Мне хочется снова увидеть его. Может быть, я нужна ему. Но завтра я действительно должна ехать в Канн, к Эмилии.
— Ты будешь говорить об этом с Андре?
— Конечно нет, если только он не начнет первым, что, по-моему, не в его стиле. Напротив, он постарается ничего мне не показать. Друзей у него никогда не было — он их не ищет, о себе говорить не любит, и, похоже, ему никто не нужен.
