Латинянин понял, что нужен, он просто обожал быть востребованным. С ловкостью прапорщика, крадущего тушенку, Пурилис перебросил гитару вперед и запел:
А ты опять сегодня к нам пришел,
А мы не ждали, не надеялись, не верили,
Что замолчат опять колокола. Колокола!..
У колдуна сделалось лицо, словно ему предложили сходить на субботник, или нет, словно его пыткой вынудили проглотить солитера. Баян-Корытыч же воззрился на придворного словно только теперь заметил.
— Отставить, — коротко рявкнул первопечатник и еще настойчивее протянул газету. Из благодарности за избавление Кощубей взял листок.
— Читайте вслух, — скомандовал настойчивый, как палец в носу, обозреватель-линотипист. — Да превратит Леда Правдовна ваше горло в клаксон истины.
— «Прошедшей ночью известный в определенных кругах бармен питейного заведения „Кранты“ господин Шкалик покончил собой, подавившись куском собственного локтя. Оставленная предсмертная записка свидетельствует о крайнем разочаровании в жизни господина Шкалика после встречи с неким господином с „улыбкой до ушей“…» Ну и что? — тяжко зевнул Кощубей.
Прочитанное не зацепило, поскольку внутри Кощубеевского организма происходили более интересные процессы. Слюнные железы пошли в отказ. С вероломного потакательства Чернобога в висках забарабанили позывные армянского радио, и скрипучий, как тормоза КрАЗа, голос на душераздирающем акценте подсказал от Советского Информбюро, что во рту поселился ежик, спешно — ох уж эта молодежь — женился на ужихе, и они наплодили моток колючей проволоки с медным привкусом, способный трижды опоясать земной шар.
— Да не здесь. Ты здесь читай, — ткнул вымаранным в типографской краске пальцем Баян-Корытыч в нужное место.
— «Как стало известно нашему специальному корреспонденту от одного высокопоставленного чиновника из дворца, — покорно стал читать сонный маг, — этой ночью наша любимая княгиня Озноба Козан-Остра подала в отставку. Своим преемником наша любимая владычица назначила африканского колдуна Шубобрея…» Знавал я одного Шубобрея, — зевнул колдун, скребя себя свободной рукой подмышкой, — он ловил бродячих кошек и продавал в лаборатории, только он был не колдун, и не из Африки, а с Брайтона. Еще у него было прободение… — может на кухне, а может, на конюшне кто-то сделал неверный шаг, произошло сотрясение полов… И похмельная боль резиновым мячиком запрыгала, заюлила в котелке Кощубея. Представьте себе, даже захотелось громко заплакать, словно «наша Таня».
