Синобу вежливо поклонилась.
– Спасибо вам, позаботились о матушке…
– В баню идете? Это дело, – отозвалась соседка. Она пристально оглядела украшенное гербом темное шерстяное кимоно Синобу и моргнула покрасневшими от недосыпания и едкого угольного дыма глазами.
– Эх, и мне бы разок помыться, пока водичка чистая. Моюсь всегда под конец, когда вода в чане уже черная, а цена такая же!
И она расхохоталась. Синобу еще раз поклонилась, и они двинулись дальше. Мать прошептала:
– Кончится ночная смена, придут рабочие с завода, так она до полуночи работать будет, подкладывая брикеты. Ох, и деньги она гребет! Телефон у себя поставила.
«N-сэйтэцу» был самый большой завод в южном промышленном районе города.
– Ишь, прямо над моей крышей сушилку пристроила…
Синобу, крепко сжав ее руку, ускорила шаг. Но вдруг приостановилась.
– Надо на обратном пути занести ей хотя бы сахару, вдруг придется когда-нибудь попросить ее позвать тебя к телефону.
В бане, что была поблизости с домом – даже старуха добрела бы туда за несколько минут, – Синобу мылась еще в детстве.
Нарисованная на кафеле стен Фудзи и большой, похожий на птичьи крылья вентилятор на потолке раздевалки – все те же, но сами купальни полностью переделаны. На стенах зеркала, перед ними краны с горячей водой. На еще новеньких зеркалах развешаны рекламные листки. Сверкают свежей краской черные и красные иероглифы: приглашают в магазин тканей и сусия,[5] родильный дом и магазин по продаже аксессуаров для машин. Между зеркалами стоят белые цилиндрические баки для мусора, на них тоже виднеются иероглифы: «Безопасность движения нужна всему миру…», «Депутат городского совета…» Дальше – неразборчиво. Вот гадость, даже до бани добрались!
Одна из девиц с крашеными волосами, столпившихся по ту сторону большого чана, вытащила наманикюренным пальцем изо рта жевательную резинку и щелчком отправила в ящик «депутата городского совета». Девицы работали в баре у станции и всегда в этот час (баня открывалась в три дня) вместе ходили мыться. С тех пор как вокруг муниципальных жилых зданий понастроили хибар, где поселились рабочие с завода, таких девиц здесь пруд пруди.
Синобу немного отодвинулась и негромко сказала матери:
– Входи в воду постепенно, не окунайся целиком.
– Хорошо, – послушно кивнула та.
Мать ухватилась обеими руками за края чана и, повернувшись спиной, зашла в воду по колено. Некоторое время она стояла неподвижно, сверкая ягодицами: ее тело, располневшее после того, как ей исполнилось пятьдесят, светилось белизной. Затем, потихоньку согнув колени, она медленно, в течение нескольких минут, погрузилась в воду: сначала по пояс, потом до груди и, наконец, по шею. От напряжения мать губы вытягивает – у нее такая привычка, на вздернутом носу выступает пот. Бросив взгляд на ее невыразимо счастливое лицо, Синобу отвела глаза и сказала нарочито сухо:
