— Были причины, — коротко отпасовал Сергей.
— Вот видите, добрые хозяева, — снова призвал пап в свидетели Ртуть, — У него были причины, — в этот момент гость всем и каждому напоминал чересчур шустрого адвоката, — Может у тебя были причины и сонных Лая с Каленым кончить?
За такие слова полагалось на месте впиваться зубами в глотку. Но Шрам понимал — не позволят, не допустят. И сглотнул горькую слюну.
— Что-то ты мутишь, — из-под сивых бровей бросил ледяную занозу главный папа глаза в глаза чужому человечку, — Что-то не договариваешь. Коли дело только в Шраме, зачем так долго паришь? Он, что, медом намазан? — действительно Михаил Хазаров уже принял решение. Он собирался отдать Шрама. Правда, еще не придумал, какой калым за дорогую невесту заказать. Но спешка нужна только при ловле блох и при поносе. Хотелось Михаилу свет Хазарову дознаться, зачем весь сыр-бор. Просто пришить Шрама сестрорецкие пацаны могли и без спросу. «Где кантуется ежедневно, тайны нет. Так нет же, Шрам им сознательный был нужен. А вообще жаль. Нормальный мужик этот Шрам, правильный. И какого хрена он из себя на зоне лоха корчил?» Пилик-пилик-пилик…
— Ты давай, конкретней журчи, — ожил Толстый Толян. Толстый Толян, так и не научившийся играть в игры сложней трыньки и очка.
— Можно, я при всем честном собрании, конкретно Шрама спрошу? — Ртуть нервно потер вспотевшие ладони.
«Вот оно!» — сладко запульсировала жилка на виске у главного. Однако больше на лице ни один мускул не дрогнул. Генеральный папа сидел, как айсберг в корме «Титаника».
— Валяй, — рискнул ответить за главного папу Урзум. Урзум не любил пиджаки. Урзум носил свободные свитера, под которыми прятал пудовые мышцы и неслабый арсенал. Харю Урзума, словно проказа во второй стадии, украшали три бело-розовых отметины. Сел однажды Урзум в мерс, тронулся, да зацепил бампером соседний чероки. А стоянка-то была блатная, вот бомба под чероки и сдетонировала. Месяц Урзум выздоравливал, пока стал немного похож на себя.
— А не после того ли ты завалил Лая и Каленого, как они тебе про списки вывезенного из Эрмитажа барахла напели? Колись, попадалово на тебя в упор смотрит!
— Все было иначе, — не человечку с погонялом Ртуть, а затребовавшим пред светлые очи папам ответил Сергей, — Он меня облыжно кроет! — видит Бог, как гадко было на душе у Шрамова. И не потому, что по лезвию ходит. А потому, что несправедливо с ним обходились. И даже это не главное, собрались мочить — мочите. Зачем же душу студить и мозги червивить?
