(bhakti), которые выдвигали любовную преданность, подчас откровенно чувственного характера, как путь
к постижению божества. Первостепенное значение придавалось символике мужских и женских гениталий (соответственно:
лингам — божественное творческое начало;
йони — природная энергия, содействующая его проявлению) в почитании бога Шивы, в мифологии и обрядности отдельных сект и тантристских культах.
[11]Велика роль соответствующих символов к сюжетов в древнеиндийском изобразительном искусстве (храмовая скульптура Кхаджурахо, Конарака и др.), надо полагать, несущих важную функцию в системе индуизма[12] и одновременно находящих себе параллели в «Кама-сутре» (см. далее, примеч. к 13.1 и сл.). Все эти факты, засвидетельствованные многочисленными литературными и иконографическими источниками и имеющие параллели в других культурах (как первобытных, так и достаточно развитых), показывают, сколь значительное место занимала кама в древней и средневековой культуре Индии, сколь тесно она была связана с идеями индуизма. Это позволяет лучше понять место науки о каме (камашастра) в ряду других древнеиндийских научных дисциплин, пойять оправданность и закономерность многовековой традиции этой науки, на протяжении тысячелетий передававшейся индийцами из поколения в поколение.[13]
Отдельные сведения о подобной традиции мы узнаем прежде всего из самой «Камасутры». Характерная легенда возводит науку камы к творцу мира Праджапати, преподавшему ее наряду с наставлениями в дхарме и артхе. Следующее мифическое звено — слуга Шивы Нандин, возвестивший эту науку «в тысячу частей» своему господину. Дальнейшие сведения носят уже более достоверный характер. Ауддалаки Шветакету сокращает наставление Нандина до пятисот частей, а затем Бабхравья Панчала — до ста пятидесяти. Семь разделов этого наставления (совпадающие с разделами К) были затем изложены соответственно Чараяной, Суварнанабхой, Гхотакамукхой, Гонардией, Гоникапутрой, Датта-кой и Хучумарой. Ватсьяяна же, согласно его собственному свидетельству (1,19; ср. 64.56), для удобства пользования свел эти сочинения воедино, использовав также наставления Бабхравьи. Так или иначе, его труд, можно полагать, является ранним из дошедших до нас трактатов о каме. Не останавливаясь на всех, по-видимому, довольно многочисленных памятниках этого рода, значительная часть которых известна нам лишь по названию (таких названий насчитали в свое время около сотни), мы упомянем здесь отдельные более известные трактаты, созданные уже гораздо позже К.
