Снова начался стланик с зарослями золотистого рододендрона. У него более широкие, чем у розового рододендрона, желтые сверху листья, цветет он тоже желтыми цветками, а не белыми, как настоящий багульник, хотя по виду это похожие растения, с железками на опушенных рыжими ворсинками листьях. В солнечную погоду из них выделяются пары эфирных масел, и тогда в лесу стоит одуряющий запах. Здесь, на высоте более чем в полтора километра, золотистый рододендрон успел уже отцвести, и я не ожидал, что неделю спустя встречу целые его поля в желтом буйном цветении рядом с белыми пластами льдов в долине реки, неподалеку от побережья.
Чем ближе мы подходили к перевалу, тем отчетливее проступали очертания огромных валунов и угловатых глыб, рассеянных по гребню. Среди курумника начались большие перепады высоты, попадались огромные ямы, на дне которых блестела вода. Продолжал накрапывать дождь, на нас все перемокло и отяжелело. Тело бил озноб, не согревала даже быстрая ходьба.
Наверное, я шел медленнее, чем хотелось моему молодому спутнику, потому что, когда до вершины осталось метров триста-четыреста, Петро предложил:
– Вы посидите здесь, а я быстренько поднимусь и посмотрю.
Он действительно зашагал очень быстро, а я присел на камень. Шелестел дождь, и вокруг царило безмолвие. Тучи плыли, цепляясь боками за черный пик, подымавшийся более чем на две тысячи метров, и до них было рукой подать. Они были рыхлые и не имели очертаний. Когда облака рядом, они совсем не такие, как если глядеть на них с привычной нам равнины.
Посидев минут пять, я двинулся за Петром, фигура которого уже мелькала среди каменных глыб. Я не мог допустить и мысли, что, побывав на хребте, не загляну по другую его сторону. Глыбы разбросаны в беспорядке, словно кинуты чьей-то небрежной рукой, одни поменьше, другие величиной с крестьянский дом. Ба, вблизи все выглядело не так, как издали, равнина превращалась в труднопроходимые курумники, а безобидные камешки оказались серьезной преградой в конце пути.
У камней Петра не оказалось. Я обошел их, потом поднялся на самый большой, но и оттуда его не увидел. Наверное, подумал я, он решил проверить, каков спуск к Батомге. Туда было километра два слегка понижающегося плато.
Я уселся на камне и посвистел. Ни звука в ответ. Я стал кричать, но голос мой терялся в безмолвии гор и в шелесте дождя, я это чувствовал.
Черный пик, словно магнитом, притягивал мои взоры. Я прикидывал мысленно, как он выглядел бы на картине, но он был настолько огромен, что не вмещался ни в какие рамки, он жил какой-то неподвластной людям жизнью, в гордом и неприступном одиночестве. Здесь, в царстве Джугджура, властвовал неукротимый дух стихии, подчиняясь ритму, заданному тысячелетия назад.
