Я проводил Гулю до дома. До девятиэтажки.
До квартиры провожать не стал. Мерещился ее отец, лязгающий золотыми коронками.
Мы устало целовались перед лифтом.
Двери то закрывались, то открывались. Гуля нажимала на кнопку, ее палец просвечивал красным.
«Можно, я буду называть тебя „Солнышко“?» — спросил я, прощаясь.
«Можно. А я тебя — „Ильич“, идет?»
«Почему Ильич?»
«Да так… Месячные все никак не начинаются».
Она шагнула в лифт и поплыла сквозь этажи, закрыв лицо ладонями.
…Приветствуя Коммунистическую партию, собрание женщин-работниц Самарканда шлет свой сердечный привет великому вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину и от всего сердца пролетариата желает ему скорейшего выздоровления. Мы ждем Ильича снова у руля мирового пролетарского корабля.
Да здравствует международная солидарность пролетариата!
…Привет вождю мировой революции шлет красная молодежь Бухары. Выздоравливай поскорее да и за работу!
«Я, кажется, ошиблась с подсчетами, — говорила она на следующий день. — Они завтра начнутся. Завтра, как штык».
Мы стояли в ее подъезде, я вытащил ее звонком, сонную, в час ночи.
«Послушай, Ильич, иди домой. Мои все спят».
«Идем, я скажу им, что мы женимся».
«Дурак, они тебя убьют, расчленят и спустят по частям в мусоропровод. Кто ночью такие вещи делает?»
«Хорошо, я подожду утра».
«Утром они на работу».
«Днем!»
«…на работе».
«Вечером…»
«…смотрят ящик — не оторвешь».
«Когда?»
«Никогда! Никогда. Они мне уже определили жениха».
Она провела рукой по моему свитеру. У меня заболела кожа, как будто пролили смолу. Так было со мной один раз, когда наверху смолили крышу. С неба упала тогда черная капля и застыла на голой коже.
«Он сейчас в Штатах, на приданое вкалывает».
Теперь капли смолы летели на меня дождем.
«Лакей мирового империализма…»
«Да, типичный лакей и ревизионист. Недавно мешок помады прислал. Я теткам раздала…»
Мы озверело целовались.
Внезапно я потерял ее губы.
«…зачем ты меня превращаешь в животное, зачем, ну скажи, зачем ты превращаешь меня в животное, в животное, зачем?..»
Слезы соленым молоком текли по ее щекам, губам, подбородку. Я тихонько слизывал их.
«Солнышко, я не превращаю тебя в животное».
«Нет, превращаешь, зачем, зачем ты меня в животное, я не хочу животным…»
«А кем ты хочешь быть?» — крикнул я.
Эхо разносило мой крик по этажам.
Гуля замолчала. «Никем. Маленьким листиком. Маленьким-маленьким листиком».
«Я буду твоим деревом».
«Ты будешь костром, в котором я буду долго и добросовестно дымиться».
