— Ну, Толенька, рассказывай, — тихо сказали ему Магдалена Юсуповна, Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо.
Толик молчал, уткнувшись взглядом в пол.
— Не хочешь рассказывать? — еще тише спросили Магдалена Юсуповна, Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо. — Хорошо-о… Алконост! Повтори для своего брата, все, что ты нам честно рассказал.
Поднялся заплаканный Алконост:
— Толян… за гаражами… с каким-то дядькой, с тетей Арахной… Вышли с тетей Арахной из гаража, а потом еще сидели и…
— Что за жаргон! — топнула Марта Некрасовна. — Это Арахна вас таким словечкам обучила?
Желтый пол вздыбился и забурлил под ногами Толика, он бросился на Алконоста, пытаясь ударить ему кулаком прямо в губы…
Их растаскивали, кто-то голосил: «Растление несовершеннолетних!», рука Магдалены Юсуповны отшвырнула брыкающегося Толика на батарею, из носа побежала кровь, он кричал:
— Добрая… она ради папы… она из-за него врача оставила… и на гамаке — из-за папы, а ей больно там было… и всадники на нее скакали, старьев… щики… добрая, слышите!
Его уже не слушали — народ бросился в ванную; только Фарида, торопливо присев рядом и запрокинув мальчику голову, чтобы текло меньше, спросила:
— А видел? Видел с ней всадников? Четырь, да? Четыре?
И унеслась со всеми в темноту — в квартире снова погас свет, и в руках сгрудившейся перед дверью ванной толпы запылали свечи, купленные на Арахнины деньги.
— Открыто! — хрипло объявила Старшая Жена, проверив дверь.
Гарем, толкаясь и нечленораздельно гудя, ворвался в ванную.
Арахна сдавленно закричала. Удары, плеск.
— Откройте же, что у вас там! — прозвучал в гулком подъезде растерянный тенор Иоана Аркадьевича.
— Быстрее! Не успеем! — визжали в ванной.
Толик, зажимая кровавый нос, бросился открывать.
— Папа, Арахну убивают!
Ванная стихла. Быстро — кто согнувшись, кто почти на четвереньках — ванную покидали торжествующие жены.
— Что, что у вас тут?.. — пустым, скомканным голосом спрашивал в темноту Иоан Аркадьевич.
Последней вышла Старшая Жена.
— Прошу, — распахнула перед Иоаном Аркадьевичем дверь ванной и протянула свечу. — Полюбуйся, что они натворили.
Внутри, в черной воде, лежала Арахна. Иоан Аркадьевич опустил свечу, осветились кровоточащие царапины, покрывавшие лицо, руки, грудь.
— Арахна… Арашенька, — сказал Иоан Аркадьевич. — Что они с тобой…
— Т-т-топили.
— Ой, жива… Ничто ее не берет, — прошептал кто-то, подглядывая из коридора.
Иоан Аркадьевич обернулся, лица пропали.
