Ветер распахивает окно, пытается выдернуть запрыгавшую занавеску.
Ууввууу — несется по квартире. Падает банка с хурмой, кружится по полу, извергая мокрую землю. Задыхается газовая горелка, гаснет.
Зебуниссо борется в темноте с рамой, тарахтит шпингалетом.
Арахна проходит через Залу. «И кораблик подгоняет». Фарида, уже без страшной утренней помады, ведет ее за руку. Перед черной прямоугольной дырой в спальню Фарида обнимает Арахну, поблескивая в темноте заколкой:
— А не стыдись… Все как муж-жена делай. А скор все равно Конец Света, точны сведения, проверены. Потом покажу. И четырь всадника. Все по полн-программе. И настоящ дракон будет. Стыдиться не над.
Фариде, похоже, хотелось еще раз прижаться своим плоским, как скрижаль, телом к дрожащей Арахне, но, передумав, ограничилась быстрым склизким поцелуем. И засмеялась, вталкивая Арахну в пыльное нутро спальни.
Из темноты на нее, голую, смотрели два маленьких красных глазка.
Две тлеющие соломинки индийских благовоний (откуда они завелись в этой скудной квартире?). Воздух волнами наполняла ритуальная горечь.
Арахна опустилась на пол и стала ледяными пальцами искать своего супруга.
Где-то внизу, у корней дома, по шамкающей глине проехала машина, протащив по потолку спальни световой послед. Перед Арахной выросли лежащий на узком пружинном матрасе Иоан Аркадьевич, запеленатый по самое горло в простыню, и еще одна седая фигура в углу. Когда глаз приспособился к темноте, Арахна разглядела в этой фигуре хранительницу хурмы, Софью Олеговну; в руках у нее помещался кулек со спящим младенцем, которого Арахна тоже, кажется, узнала: ей показывали его, хнычущего, днем, и говорили: «Анна Иоановна». Старуха и младенец спали одинаковым молчаливым сном.
Арахна дотронулась до Иоана Аркадьевича — и отдернула руку.
Он тоже спал.
— З-здравствуйте — п-приехали, — сказала Арахна самой себе.
Нет, ее на кухне предупреждали. Она слушала как-то рассеянно, усьма щипала.
Арахна склонилась над Иоаном Аркадьевичем. Нанесла, как акварелист на влажную бумагу, первый мазок-поцелуй. Второй.
Сильней.
Сон Иоана Аркадьевича был крепок и нерушим.
Только уголки губ полезли куда-то вверх и замерли в разбалованной улыбке.
— Не п-притворяйтесь… — попыталась угрожать Арахна.
Пробралась тонкой рукой под простыню, в которую был окуклен Иоан Аркадьевич.
Под простыней руку встретило размякшее, доброе тело безнадежно спящего человека.
Сквозь античные складки простыни смышленая, попрошаячья ладонь Арахны пробиралась все ниже…
