Это было еще одной причиной, по которой трибун стремился как можно скорее оказаться в гарнизоне: он уже не сомневался, что Черный Скай выполнит свою угрозу и явится за сердцем приговоренного им монашка. Клодий мог с тем большей уверенностью обещать ему защиту, что Лей оказывался единственным, кто обладал хотя бы частью знаний о драконах, хранившихся в монастыре. Он мог быть полезен как источник сведений, как очевидец, и — об этом не хотелось думать, но — как приманка для Ская, который как видно занимал среди драконов высокое положение. К тому же, участь юноши наглядно демонстрировала злобный нрав и обычаи драконов.
Трибун испытывал двойственное чувство: с одной стороны такое положение было выгодно самому Лею и гарантировало ему всю возможную помощь, с другой — это не меняло того факта, что мальчишку будут использовать в политических играх и дрязгах.
Выдержит ли… — в который раз подумал Клодий, пристально вглядываясь в него. И все основания для беспокойства у него были.
Лей за время пути переменился — переменился страшно. Даже после столкновения с драконами в деревне, даже после приговора Ская, он еще был мальчишкой. Да, натасканным на драки, с развитым тренированным телом, но мальчишкой — не больше.
Любознательным, с живым умом, еще не окостеневшим под усилиями его наставников, старающимся во всем находить хорошую сторону, и отчаянно пытающимся выглядеть взрослее, чем он есть. Обычный довольно славный парнишка.
После монастыря он перестал спать. Кто-нибудь из легионеров и сам трибун замечали, что он просто лежит, распахнув глаза в ночное небо, как будто пытается остановить время, поймать и рассмотреть, запомнить каждую секунду. Стать ею…
Днем творилось тоже самое. Нет, он не застывал в апатичной неподвижности, не впал в прострацию, не дергался, не суетился. Внешне он вел себя как обычно, сам заботился о двоих ослепленных мальчиках, но было видно, что мысли его где-то совершенно не здесь и сейчас.
Остальных людей Лей почти не замечал, и создавалось впечатление, что он уже не принадлежит к ним. Он двигался тяжело, медленно, но плавно, как будто нес на плечах невидимый чудовищно тяжкий груз, — и должен был пронести его до конца пути, не уронив. Что не помешало именно ему отреагировать на опасность: не замеченная вовремя змея, потревоженная неосторожным молодым легионером, — тот хоть и слыл отчаянным рубакой, но был не привычен к лесу, — еще только пласталась в воздухе… А следующее мгновение уже стало для нее последним.
