Петербург Пушкина | страница 6
«Самое сильное нападение Пушкина на меня по поводу общества было, когда он встретился со мной у (Николая Ивановича) Тургенева, где тогда собрались все желавшие участвовать в предполагаемом издании политического журнала. Тут, между прочим, был Куницын и наш лицейский товарищ Маслов. Мы сидели кругом большого стола. Маслов читал статью свою о статистике. В это время я слышу, что кто-то сзади берет меня за плечо. Оглядываюсь — Пушкин!.. „Как же ты мне никогда не говорил, что знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ваше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай, право, любезный друг, это ни на что не похоже!“»[21]
Подобные ранние случайные впечатления, а в особенности позднейшие встречи и беседы, уже после событий 14 декабря 1825 года, дали материал Пушкину для десятой главы «Евгения Онегина», им уничтоженной. Кое-что дошло до нас, отчасти в зашифрованном виде. Пушкин вспоминал, как «было над Невою льдистой».
Никита Михайлович Муравьев был видным представителем Северного общества, автором проекта конституции. В доме его матери, на Фонтанке (№ 25), собирались заговорщики: братья Муравьевы-Апостолы Сергей и Матвей, Лунин, Николай Тургенев. Сюда заглядывал посещавший Петербург Пестель. В варианте наброска десятой главы вместо «беспокойного» стоит «вдохновенного». «Осторожный Илья» — это Илья Андреевич Долгоруков, отошедший в дальнейшем от тайного общества и избежавший правительственной кары.
Михаил Сергеевич Лунин — один из руководителей Северного общества, настаивавший вместе с Якушкиным на цареубийстве, один из наиболее стойких и последовательных декабристов, подвергшийся сильнейшим репрессиям и в сибирской ссылке.
Далее поэт говорит о самом себе:
«Ноэлями» назывались сатирические песни, которые пелись во Франции на Рождестве. В ноэлях высмеивали представителей правящих классов. В то время была популярна ноэль Пушкина: «Ура! в Россию скачет кочующий деспот».
Далее в десятой главе «Евгения Онегина» поэт писал: