По-видимому, мои возражения произвели впечатление на доктора Немеша. Здесь же из больницы он позвонил в Ужгород. После продолжительной телефонной беседы, во время которой доктор Немеш излагал мои аргументы, подкрепляя их своими, он вручил мне трубку. Начальственный голос не желал слушать моих возражений. Я отказался категорически и положил трубку.
Но через несколько минут меня позвали к телефону. Звонили из обкома партии. Голос был еще более начальственным. Голос напомнил мне, что это не предложение, не увещевание, а приказ коммунисту из высокостоящей партийной инстанции. Все. В Ужгороде положили трубку.
На следующий день в больницу доставили шестнадцатилетнего паренька с правосторонней ущемленной паховой грыжей. Ущемление произошло одиннадцать часов назад. Состояние больного тяжелое. Тут же я взял его на операционный стол. Ассистировал Мотя. Под местным обезболиванием произведен разрез кожи, фасции, вскрыт грыжевой мешок. И тут, — о, ужас! — пред нами предстал участок тонкой кишки длиной сантиметров десять, черный, как уголь. Я застыл в отчаянии. Мотя не проронил ни слова. Молчала операционная сестра. Необходима резекция кишки. Необходима!.. Но кто ее осуществит? Дважды я делал резекцию тонкой кишки: один раз на трупе, второй — на кошке. Но на столе предо мной не труп и не кошка — Мыкола Ковач, шестнадцатилетний паренек.
Боже мой! Что делать? О резекции не может быть и речи. Боюсь. Я начал греть кишку салфетками с теплым физиологическим раствором. Через каждых несколько минут я обращался с вопросом к Моте и операционной сестре, выясняя, изменился ли цвет кишки, появилось ли хоть какое-нибудь, пусть малейшее движение в пораженном участке. Ответы либо отрицательные, либо неопределенные. Консультантами я избрал и двух санитарок. Но и они не давали однозначного ответа.
Я продолжал греть и спрашивать. Кишка не светлела и не шевелилась. Нужна резекция. Нет, я не мог решиться на это. Мне казалось, что я убью Мыколу в тот самый момент, когда отсеку кишку. Я не мог. Но ведь и оставлять кишку в таком виде равносильно убийству. Что делать?
В какой-то момент нам показалось, что по пораженному участку прошла волна. Я рассек ущемляющее грыжевое кольцо и вправил кишку в брюшную полость.
Не помню, как я сделал пластику, как зашил рану. Помню только себя на табуретке рядом с кроватью Мыколы Ковача. С кратчайшими перерывами я просидел на этой табуретке двадцать часов, время от времени проверяя, не появились ли признаки перитонита и, приходя в ужас от самой мысли о том, что предстоит предпринять, если, не дай Бог, такие признаки появятся.
