— И последняя, отнюдь не из последних, — продолжал Николас, — Чарити Адам.[1]
— Я всегда думал, что милосердие было свойственно скорее Еве, — сказал я.
— Привет, — сказала Чарити, не нарушая выражения сосредоточенности на своём лице. — Будем продолжать, Николас?
— Нет, — сказал он. — Это отличный предлог, чтобы закончить. На сегодня, во всяком случае.
Чарити Адам была молода и явно предана своему делу. Её светлые волосы были подстрижены по-итальянски, как это называли пару лет назад, нуждаясь в вежливом названии. Обкромсанные таким манером волосы девушки выглядели, как волосы мужчины, нуждающегося в стрижке. Но у неё это смотрелось красиво.
Чёрный свитер и чёрные брюки сидели на ней великолепно и были призваны подчёркивать совершенство её фигуры. Её груди, маленькие, безупречной формы и восхитительно вздёрнутые, явно презирали узы бюстгальтера и негодовали против гнёта свитера. Широкий пояс, усыпанный блёстками, схватывал её невероятно тонкую талию, длинные и стройные ноги плавно сужались к изящным щиколоткам. Не могу сказать, какого цвета был лак на ногтях её ног, потому что она была обута и, вообще, я бросил на неё лишь мимолётный взгляд.
— Рад познакомиться с другом Обри, — неожиданно прогремел голос Николаса. — Не знал, что у него есть друг.
Обри нервно взвизгнул.
— Мы познакомились в Палм-Спрингс, отец. Помнишь, я говорил, что отдыхал там последний раз?
— Нет, — холодно ответил Николас. — Вся твоя жизнь — долгий отдых. Причём тут Палм-Спрингс?
— Почему ты не оставишь его в покое, Ники? — осадила его сердито Эдел. — Ты только смущаешь Обри и его друга.
Брови Николаса поднялись на несколько дюймов, когда он взглянул на меня.
— Вас легко смутить, Дэниел?
— Конечно, — ответил я, — я очень нервный тип. Даже мой психиатр перестал задавать мне вопросы, потому что ему неприятно видеть, как я раздражаюсь у него в кабинете, притом, это портит его мебель.
Вернон Клайд слез с деревянного ящика и неохотно встал на ноги.
— Если мы закончили на сегодня, — сказал он, — почему бы нам не поехать куда-нибудь выпить?
— Превосходная мысль, — подхватил Николас. — Поедем к нам. Хорошо? Здесь пахнет смертью и разложением. Мне необходимо что-нибудь крепкое, чтобы изгнать эту вонь из моих ноздрей.
– «Он лежал в гробу с открытым лицом», — вдруг произнесла Чарити нараспев горько-сладким голосом.
Николас содрогнулся.
— Довольно, Чарити! — взмолился он. — Оставь Гамлета жить в этом склепе до завтра.
Она серьёзно покачала головой.
