— Мой муж — Николас Блэр. Вы, конечно, слышали о нём. — Её тон был уверенным.
— А что, следовало бы?
Её губы чуть сжались.
— Он величайший шекспировский актёр нашего времени! Вы не интересуетесь театром, мистер Бойд?
— Нет, с тех пор, как перестали показывать бурлески. Но я поверю вам на слово.
— Благодарю вас. — Её голос зазвучал холодно. — Он значительно старше меня, и он не выступал в течение нескольких лет, но сейчас собирается вернуться на сцену.
— Вы хотите, чтобы я нашёл ему зрителей?
Она подалась вперёд в своём кресле.
— У вас найдётся сигарета, мистер Бойд?
— Конечно. — Я подтолкнул к ней пачку через стол. — Угощайтесь.
— Спасибо. — Она прикурила от настольной зажигалки и глубоко затянулась. — Ужасно говорить это, — её голос на мгновение дрогнул, — но Николас теряет рассудок!
— Вы хотите, чтобы я его поискал? — спросил я. — Где он его потерял — в «Асторе?»
Она привстала в кресле, потом передумала и опустилась обратно.
— Уже сейчас плохо, — прошептала она, — но станет куда хуже, когда усилится напряжение. Каждый день репетиций подталкивает его к краю. Это нужно остановить, мистер Бойд! Ради него самого!
— Похоже, здесь нужен психиатр, а не я.
Она покачала головой.
— Теперь уже слишком поздно для этого. Единственный выход — дом для психических больных. Его нужно изолировать для его же пользы.
— Это можно сделать только одним путём, — сказал я. — Вы это знаете?
Она спокойно кивнула.
— Добиться признания его невменяемым. Вот почему я здесь, мистер Бойд. Я хочу, чтобы вы помогли мне.
Я взял сигарету из пачки на столе и стал неторопливо раскуривать её.
— А чем плоха обычная процедура: вызвать доктора — и все?
Она устало подняла руку.
— Это затруднительно, — сказала она, храбро улыбаясь сквозь воображаемые слезы, — у Николаса многие годы была репутация эксцентрика. Он известен этим же во всём театральном мире, и там даже не кажется это необычным. Я знаю, что он соскользнул за грань безумия, потому что я близка ему. Но никто другой этого не знает, кроме Обри, конечно.
— Обри?
— Его сын от первого брака. Николас очень хитёр. Если бы он понял, что его обследует медицинская комиссия, он сыграл бы роль самого здравомыслящего человека в мире и убедил бы их в этом. Я же говорила вам, что он хороший актёр.
— Говорили, — подтвердил я. — Значит, только вы и Обри думаете, что ваш старик давно перешагнул черту, откуда не возвращаются?
— Мы знаем его намного лучше, чем другие, вы же понимаете, — сказала она значительно.
