— Прощай, Юлико, прощай, бедный маленький паж своей королевы… Ты счастлив уже потому, что не услышишь больше злых речей и никто тебя не упрекнет ничем уже больше… Если мне будет очень, очень грустно, ты сослужишь мне последнюю службу: ты шепнешь Ангелу смерти, чтобы он пришел за мною… Слышишь ли ты меня, Юлико?..
Потом я поцеловала его…
Когда арба с золоченым гробиком остановилась у открытой могилки, бабушка заплакала и запричитала, как простая грузинка:
— Последний ребенок… последний маленький княжич рода Джаваха… вай-ме… горе нам!.. Горе мне, одинокой старухе, которой суждено увидеть вымирание славного имени!
Ее крики становились все громче и неистовее. Тогда папа, взволнованно покручивавший свои темные усы, подошел к ней.
— Перестань, деда, ты точно и меня похоронила, — сказал он с улыбкой, — а ведь я еще жив, слава Богу, и, даст Бог, проживу еще долго, и не увидишь ты прекращения нашего славного рода.
Она успокоилась и уже больше не плакала.
Гроб Юлико опустили в землю…
В тот же вечер в траурной зале, где справлялись поминки по умершему княжичу, в присутствии многих гостей, собравшихся на похороны, отец сказал громко:
— Наша свадьба отложится на три недели, по случаю смерти маленького Джаваха.
Я обомлела…
Так, значит, это — все-таки дело решенное; значит, свадьба будет; значит, тоненькая баронесса будет моей мачехой?..
Бабушка, забыв свои недавние слезы, с нежной лаской смотрела на ту, которая должна была стать через три недели молодой княгиней Джаваха, а гости улыбались ей ласково и любезно…
Я не помню, как я вышла из-за стола, как проскользнула в мою комнату. Опомнилась я только перед портретом покойной мамы, который висел над моей постелькой.
Мои щеки грели, как в огне… Мои глаза застилали слезы…
— Деда, — в исступлении говорила я, вперив взгляд в ее милый образ с печальными глазами и прекрасным лицом, — ты была и останешься моей единственной… Другой деды не хочет твоя крошка, твоя джаным! И если этого пожелает судьба, то я убегу, деда! Я убегу в горы… к дедушке Магомету… к княгине Бэлле Израил.
И я рыдала, говоря это, так громко, что Барбале прибежала узнать, что со мною.
— Барбале, — вскричала я, — будь свидетельницей, Барбале, что я не хочу новой деды! Слышишь ли ты это, моя старая Барбале?
Она поняла меня.
— Княжна бедняжечка! — прошептала добрая старуха и, обхватив меня руками, вдруг заплакала.
И я заплакала вместе с нею… Это уже не были слезы гнева, обиды… Ласка Барбале размягчила мне сердце… В уме зрело решение.
